Сергей Зверев - Вечный кайф

— Уй, менты! Все врут! Это провокация! — это вообще их любимые слова.

Слово «мент» — одно из первых, которому они обучаются в России.

«Провокация!» — это тоже любимое слово.

«Сообщите в посольство!» — это их любимое требование, хотя посольство далеко — аж в Москве, а нигерийского консульства у нас, слава те господи, нет.

Или просто звучит утробный рык и вой — это их, народное.

— Значит, подлечили гориллу, — кивнул я.

— Ага, — кивнул Галицын.

— Посла требовал?

— Требовал.

— И по-русски не понимал?

— Да уж куда ему… Потом, правда, разговорился. Сказал — жалко, что взяли. Как раз вверх продажи пошли.

— Почему? — напрягся я.

— Потому что у азеров и таджиков городские наркоши брать героин боятся — много народу мрет. А у нигерийцев — свои каналы. Их героин — самый чистый.

— И они цены вздули?

— Да. Немножко.

— Даже негритосы знают, что отравленное зелье по городу гуляет, — отметил я.

— Знают, — кивнул Князь.

— На, почитай, — я протянул Галицыну бумаги. — Заключение по порченому героину.

— А мне можно? — подался вперед Рок.

— Чего? А ну брысь в коридор! — прикрик-нул я.

— Вот так всегда, — заныл Рок, выходя из кабинета.

Галицын внимательно изучил заключение.

— Может, травленый героин таджикам достался по дешевке? — предположил он. — Не пропадать же такому добру.

— Или продали именно такой героин, чтобы свинью Моджахеду подложить.

— Чтобы разборы пошли, почему людей травит, — поддакнул Галицын.

— Так, — прищелкнул я пальцами. — Или…

Картина начала складываться у меня в голове. Я изложил идею Галицыну.

— А что, очень может быть, — кивнул он. — И что это дает?

— То, что для разгадки этого ребуса нам надо зацепить по крайней мере несколько звеньев цепочки распространения таджикского «геры» в городе.

— Как ты зацепишь? К Моджахеду с вопросом обратишься?

— А что, идея, — сказал я.

— Дрянная идея, — сказал Галицын.

— Кто ищет, тот всегда найдет. Информации не хватает… Но ведь мы опера, информация — наша стихия. Прав Романов, надо палки рубить… Надо продолжать палки рубить, понимаешь… Палки — это новые источники информации. Не прав? — спросил я.

— Прав, — кивнул Галицын.

Наркотики — широкий бизнес, сегодня в нем огромное количество потребителей. Потребителя найти — не фиг делать. И пройти три-четыре звена от потребителя к крупному поставщику — тоже, в принципе, возможно, если задасться такой целью. Кроме того, наркоши все друг о друге знают. Так что «рубка палок» — занятие вовсе не бесполезное.

— Нужно только везение. Чуточку, — взмолился я.

Постепенно я ощущал, что начинаю выдыхаться. День исчезал в череде будней за днем — и никакого продыха. Последние недели — череда задержаний, допросов, документов. Привычно все, но тут еще этот порченый героин подоспел. В таком темпе люди долго не живут… Если только эти люди не оперативники отдела по наркотикам. Опер — это вообще существо особое.

Вечером в кабинете мы припозднились с Асеевым, а потом извлекли поллитровку водочки, опустошили холодильник, накрыв более-менее приличный стол. Я и Асеев — это не Арнольд. Для нас сороковой градус — это не слишком важная для жизни широта. Но сбросить напряжение иногда надо.

— Ну, за что? — спросил я, поднимая стакан.

— За будущее, — произнес угрюмо Асеев. — Чтобы оно у нас было.

Водка прокатилась по пищеводу, отдаваясь приятным теплом.

— Думаешь, не будет будущего? — кисло произнес я.

— Может, и не будет. Посмотри вокруг? Мы ископаемые, Терентий. Мы устарели. Нас сменяют поколения, вскормленные на ножках Буша и героине, одухотворенные сортирной мутью американских боевиков, получившие образование на американской рекламе, жадные до денег и кайфа. Посмотри на них — обдолбавшиеся «дурью», с иссеченными шрамами от игл руками. Или другие — офисные крысята, чистенькие, прилизанные, готовые мать продать за фирмовые шмотки, отдых на Сейшелах, за то, чтобы свинтить за бугор и ездить на «Мерседесах». Спасибо перестройке за победившее на Руси свинство.

— Это дети, — пожал я плечами, — которых воспитывали мы, ископаемые.

— Кто, ты их воспитывал? Я?.. Не мы их воспитывали. Их телеящик и порножурналы воспитывали, — с горячностью тамплиера изрек Асеев. — Они прекрасно знают, кто такой Анкл Бенс, но с трудом представляют, кто такой Федор Тютчев. Химия им известна в рамках приготовления «винта», хотя с трудом представляют разницу между кислородом и кислотой, если, конечно, речь не идет о кислотной музыке — тут у них все в поряде. Гниль человеческая, вот кто… Иногда застрелиться хочется. Тупик, Терентий.

— А что ты хочешь? — пожал я плечами. — Птенцы тяжелых лет России — рынка да перестройки. Они на фиг никому не нужны, кроме наркоторговцев и отчаявшихся родителей. И вообще, какой с них спрос — они выросли на западных продовольственных отходах, которые, говорят, меняют генетику… Ну и еще — мы сгущаем краски.

— Это почему?

— Во-первых, обычный конфликт отцов и детей. Во-вторых, у нас просто искаженный профессией взор.

— Искаженный, да? А ты не знаешь оценок, что у нас в городе, на том же Холме, около пятидесяти процентов молодежи в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти сидит на игле? Для тебя это новость?

— Чего ты Холм вспомнил? Самое наркоманское место в городе.

— Нет, Терентий. Это не просто место. Это образец нашего будущего. Новый стандарт. Пятьдесят процентов! Наркомское стадо, они вместе жуют анашу и «винт», колются, воруют, продают и предают, опять колются. Это наказание за какие-то грехи человеческие. Это бездна. Пятьдесят процентов на игле! Защитники страны, будущие Ломоносовы, инженеры, работяги — где вы? Их место прочно занял наркоман со стеклянным взором… Я бы их выжег огнеметом, ей-богу.

— Э, так мы вообще обезлюдеем. И у нас поселятся те же наркоманы, только негры и чурки. Освободим место для таких, как Халик и Феликс Имечета.

— А мы все равно им освободим место. Впереди — новое нашествие варваров. Мы, нация воинов, превращаемся в одурманенные наркотой отбросы человечества. На наше место грядет дикарь. Все так и должно быть.

— Давай выпьем по этому поводу.

— Наливай, — согласился Асеев.

Полбутылки для меня — не доза. Машину я довел вполне прилично, даже забросил Асеева домой.

Утром чувствовал я себя куда лучше. Иногда хряпнуть водочки — хорошо выбивает усталость и тоску. Только если не часто.

— Во, смотри. Образец письменного творчества. Почти без ошибок, — протянул мне Арнольд бумагу, когда я вошел в кабинет.

Я взял ее. Там округлым детским почерком, почти без ошибок, правда, и без лишних знаков препинания, аккуратно было выведено: