Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 2. Империя

— Где?

— В принципе.

— Что в принципе получается? — никак не могла уловить ход его мыслей женщина.

— Получается, мы — единственные, кто может претендовать?.. — тихим свистящим шепотом произнес Олег Борисович. Рука его выхватила неизвестно откуда широкий носовой платок ярко-красного цвета, и Кухарин промокнул им лоб и шею.

— На что? — на всякий случай уточнила Наталья, хотя подсознательно она уже понимала, куда клонит ее благоверный.

— На все, Наташа. На все-все. Прикинь сама. Ведь действительно никого больше.

Глаза Олега Борисовича загорелись алчным блеском. Он никогда не был знаком с бухгалтерией, да и вообще смутно представлял, что это такое, но сейчас, похоже, Кухарин с ходу подсчитал вероятный размер возможного наследства. От этой мысли и потенциальной суммы в твердой валюте мужчину бросило в пот. В горле пересохло от волнения. Он энергично облизал нижнюю губу и зачем-то осторожно посмотрел по сторонам. Наверное, проверял, не подслушивает ли их кто, грешным делом.

— Не хорони живых, Олег, — нахмурилась женщина. — Очень тебя прошу.

— Да брось ты лицемерить! — снова заголосил Кухарин, но уже через секунду продолжил шепотом: — Наверняка ведь, как услышала про аварию, первая мысль была о том же. Столько лет не везло, — продолжил он, спускаясь по лестнице и обращаясь с монологом преимущественно к самому себе. — Женился сдуру молодым, когда все рывок карьерный делали. И дальше… Всегда не везло. И тут вдруг — шанс. — Олег Борисович приостановился и дождался, когда жена поравняется с ним. Подхватил ее за пухлый локоток. — Ну, согласись, Наташа. Согласись! Чего ты молчишь? Меня ведь никто не слышит.

— Я, — мрачно ответила Наталья Сергеевна.

— Что — ты?

— Я тебя слышу.

Кухарин демонстративно покрутил пальцем у виска.

— В данной ситуации мы — два сапога, как говорится, пара, — веско изрек он.

— Я не сапог, дорогой. — Наталья сокрушенно покачала головой. — И правда, слишком много лицемерю. Привыкла. Подстраивалась, подстраивалась и — подстроилась. А была-то совсем другой. Как Ольга. Красивой была. Свободной внутри. В театры ходила. А теперь… — Она с досадой махнула рукой и, выдернув локоть из мужниного плена, зашагала вниз по лестнице в гордом одиночестве.

Кухарин быстро догнал ее и свирепо прошипел в самое ухо:

— Дюймовочку только не надо из себя строить, а?.. Только не надо вот этого пафоса обвинительного типа «мама меня предупреждала»! Ты всегда завидовала сестричке! Люто завидовала!

— Потому что в сволочь превратилась, — без излишнего апломба, спокойно произнесла Наталья, как бы вынося самой себе окончательный диагноз. — И ты — сволочь отменная.

— Вот и хорошо! — Олег Борисович криво улыбнулся. Его подобные мелочи смутить не смогли. Слишком он был поглощен открывающимися неожиданно перспективами. — Есть общая платформа! Вот и будем сволочами, если ничего другого жизнь нам не оставила! — Он демонстративно громко фыркнул. — Все другое — красивая болтовня.

— Страшно так, Олег. — Кухарина шмыгнула носом. Того и гляди, расплачется. — И стыдно. Не по-божески.

— Кончай лабуду, Натусик, — строго осадил ее супруг. — Бога нет. Есть обстоятельства. — Олег Кухарин твердо верил в произносимые им слова.

— Я не дам вам ничего, женщина, — сурово заявил заведующий отделением, стремительно вышагивая по коридору в тесном обществе таких же, как и он, медиков. Группа врачей достигла лестничного пролета и двинулась вниз. — Никаких документов. Не имею права. Неужели не ясно?

— Не ясно, — не отставала от него назойливо семенящая рядом Елизавета Михайловна. Доктора взирали на нее с неприкрытой усмешкой и иронично качали головами. Но сейчас ей было не до чьей-то посторонней оценки. Существовали вопросы поважнее. — Почему?

Моложавый заведующий остановился на одной из ступенек, пропуская всю группу впереди себя и на некоторое время оставаясь с Голощаповой тет-а-тет. Приставшая к нему на этаже особа была крайне назойливой. Отделаться от нее оказалось занятием не из простых. Да и тратить на эту женщину чересчур много времени эскулап также не имел права. В конце концов, он находился на работе, и у него имелись самые прямые обязанности.

— Вы — посторонняя, женщина. — В его голосе уже засквозили нотки раздражения, хотя он искренне старался этого не показать. — Извините, у меня обход. Вам нельзя здесь находиться. Всех благ.

Эскулап продолжил свой путь, нагнал коллег на следующем лестничном марше, и весь консилиум повернул в коридор на втором этаже. Лиза осталась стоять на той же самой точке, где ее и оставил неприветливый и черствый, на ее взгляд, заведующий отделением. Уходить она не торопилась. Огорчение и явная беспомощность проступили на ее усталом лице. Лиза прекрасно понимала, что она должна была что-то предпринять. Какие-нибудь существенные шаги, которые могли бы реально помочь Ольге Кирсановой. Но какие, она не знала. Да и то, как встречались ее просьбы, направленные к людям, от усилий которых зависело Олино здоровье, не прибавляло ни малейшего оптимизма. Сзади неслышно приблизилась уже знакомая Голощаповой медсестра в коротком халатике, все это время наблюдавшая за женщиной со стороны, и бережно подхватила ее под локоть.

— Пойдем, бабуля, — ласково произнесла девушка.

— Куда? — Лиза растерянно обернулась, пытаясь сосредоточиться на невесть откуда взявшейся собеседнице.

— Я тебя провожу, пока совсем не обматерили. — Продолжая держать Елизавету Михайловну за руку, блондинка спустилась на пару ступеней. — Пойдем?

— Пойдем, — обреченно выдохнула домработница Кирсановых.

Выбора у нее не было. Она послушно спустилась вниз вместе с сопровождающей ее молоденькой медсестрой и уже спустя пару минут покинула здание клиники. Увидеться с Ольгой Сергеевной ей так и не позволили. Ей вообще ничего не позволили. Дескать, посторонний человек. А какой же она посторонний?

Сдерживая слезы, Лиза неторопливо спустилась в подземный переход и двинулась на противоположную сторону, где на автомобильной стоянке она припарковала свой старенький «фольксваген-жук». Звук во всю ширь растягивающего меха аккордеона оглушил Голощапову. Она подняла свою склоненную голову.

Прижавшись к кафелю стены, на аккордеоне вовсю наяривал не очень трезвый и далеко не чистый «музыкант». Перед ним, у самых ног, скромно притулился пластиковый пакет с мелочью, а рядом стояла маленькая раскладная скамейка. Но сидеть аккордеонист явно устал и сейчас предпочитал находиться в вертикальном положении, раскачиваясь, правда, при этом из стороны в сторону. Он самозабвенно горланил полублатную-полуфронтовую песню, но сказать, что нестерильный мужчина претендовал на идеальный слух и приятный, хорошо поставленный голос, было нельзя. Так, как пел он, пожалуй, сумел бы спеть каждый из нас за столом в момент дружеской вечеринки. Все лишь зависело от меры выпитого.