Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 2. Империя

— Ах ты! — Она недолго думая отвесила Мошкину подзатыльник. — Доиграешься ты у меня, Санчо. Ой, доиграешься! Отправлю на ночь спать к твоему любимому депутату. Сразу охота пошутить исчезнет.

— Ну, Клава… — Он попытался миролюбиво обнять ее за талию, но женщина решительно отбросила руки ухажера и поднялась во весь рост. — Ты что, обиделась? Я же не со зла. Клава!

Она отошла к плите, и незадачливый проштрафившийся кавалер покорно двинулся следом за ней, продолжая на ходу бубнить какие-то слова извинений. Выяснение отношений между Санчо и Розгиной в последнее время для всех стало явлением привычным, и, не желая наблюдать еще одну сцену, Лавр встал из-за стола.

— Пойду покурю! — проинформировал он домочадцев и направился к выходу.

Еще накануне переезда Клавдия поставила жесткое условие бывшему законнику: никакого курева в помещении. «Нравится тебе травить свой организм — пожалуйста, — сказала она. — Но трави его на улице. Без причинения вреда окружающим». Федор Павлович был вынужден согласиться. И вот сегодня такой момент настал. Теперь ему, как школьнику, придется выбегать на свежий воздух всякий раз, когда организм затребует порцию никотина.

Лавриков вышел на крыльцо. Сумерки уже полностью окутали окрестности, и здесь, за городом, вдали от цивилизации, они казались еще гуще. Новоиспеченный депутат спустился на тропинку и углубился в сад. В результате недолгих поисков он облюбовал себе симпатичную беседочку, расположенную под раскидистой листвой яблони. Ветки плодового дерева свисали настолько низко, что, находясь внутри беседки, можно было быть уверенным на сто процентов в собственном уединении. Узреть находящегося здесь человека невозможно было ни с садовой тропинки, ни с общей дороги за территорией дачи. Лавр сел на скамеечку и закурил. Прохладный летний вечер пьянил похлеще любого шампанского. Пуская к куполообразному потолку беседки кольца дыма, Лавр призадумался.

С сегодняшнего дня он вступал на новый жизненный путь. Незнакомый ему путь, не изведанный прежде. Но страха перед будущим не было. Федор Павлович уже вообще давно забыл, что такое страх. Он был уверен в том, что политика по сравнению с пережитым в прошлом всего лишь семечки. Главное заключалось в том, что он, Лавр, должен был остаться верен самому себе. Вот это первостепенно. А с остальными трудностями и проблемами разберемся по ходу движения.

— Лавруша! — донесся голос Мошкина откуда-то из-за листвы и безжалостно прервал плавное течение мыслей Федора Павловича. — Лавр, ты где?

— Я здесь, Санчо, — откликнулся бывший криминальный авторитет.

Александр зашел в беседку и молча пристроился на скамеечке рядом с соратником. Вид у него был явно как у побитой собаки. Лавр улыбнулся, но заметить этого в окутавшей беседку темноте Санчо не смог.

— Выгнали тебя на улицу, жених ты наш? — саркастически поинтересовался Федор Павлович.

— Ага. — Мошкин по привычке шмыгнул носом. — Выгнали. Но она меня любит, Лавр.

— Не сомневаюсь.

Владимир Кирсанов, относительно молодой человек с копной густых темных волос, причесанных на косой пробор, и острой бородкой клинышком, резко распахнул большие карие глаза, обретая чувство реальности. Он и сам не заметил, как заснул в шезлонге на огромном пустом балконе двухэтажного дома. Подобное случалось с ним не часто, если не сказать большего. Подсознательно Кирсанов чувствовал, что с ним или вокруг него творится что-то не то. Владимир поднялся на ноги и, перегнувшись через резные перила, внимательным взглядом окинул спокойную водную гладь реки, вид на которую являлся одной из приятных достопримечательностей жилого комплекса «Алые паруса». На небольшом лбу Кирсанова выступила холодная испарина, которую он и поспешил смахнуть тыльной стороной ладони.

Владимир обернулся и вздрогнул от неожиданности, заметив в распахнутом дверном проеме гостиной Ольгу. На фоне невесомой белой портьеры, развевавшейся от легкого дуновения ветерка, жена в темном мужском халате выглядела уж как-то слишком зловеще. Так, во всяком случае, показалось Кирсанову. Или это до сих пор на нем сказывались пагубные последствия непонятно-пугающего сна?

Оля шагнула вперед, и предрассветные лучи восходящего солнца упали на ее миловидное, приятное личико. Даже без косметики госпожа Кирсанова выглядела прекрасно. Голубые, как два бездонных озера, глаза, рельефно очерченные брови, чуть вздернутый кверху носик и едва заметные ямочки на щеках. В таких, как Ольга, мужчины влюблялись безоглядно и впоследствии готовы были идти на любые геройства ради их прекрасных глаз и милой улыбки. Сейчас же озабоченный взгляд красавицы внимательно изучал неестественно бледное лицо супруга.

— Открыла глаза, халат валяется, а тебя нет, — заговорила она приятным бархатным голосом, от звуков которого Владимир почувствовал себя немного лучше. — Почему-то стало жутко страшно. Всего на несколько секунд…

— Была бессонница, — признался Кирсанов, нежно обнимая жену за плечи и привлекая ее к своей густо заросшей волосами груди. — Я выбрался сюда и… задремал. Ванюшка приснился. Трехлетний, когда еще костюмчик матросский носил…

— Как именно приснился? — перебила его Оля, поднимая глаза.

Признаваться жене в увиденном Владимиру не хотелось, даже если бы это был просто ничего не значащий сон. Но по его мнению, в сновидении было что-то магическое и пугающее. Ольга слегка отстранилась и испытующе заглянула в карие очи супруга, выжидая ответа на поставленный вопрос. Деваться Кирсанову было некуда.

— Он шел через высокую колючую траву и оказался у обрыва берега…

— Плохой сон, — тут же резюмировала Оля, и ее слова откликнулись в душе Кирсанова еще большей болью. — Надо ему позвонить… Прямо по Селинджеру.

— По кому? — Владимир не сумел уловить смысл ее последних слов.

— Роман есть такой, — пояснила супруга. — «Над пропастью во ржи».

— Извини, не читал.

Оля отошла в сторону и облокотилась о резные перила просторного балкона, задумчиво уставилась вдаль. Она старательно осмысливала то, что услышала из уст мужа, и пыталась понять, что этот дурной сон мог означать в действительности.

— Володя, а ты был во сне? — спросила она не оборачиваясь.

— Был.

— И что-нибудь сделал?

Вопрос прозвучал как на допросе с пристрастием. Нет, Оля не повышала голос, не пыталась давить на супруга и вообще держалась вполне обыкновенно, но от ее последних слов Владимиру и вовсе сделалось не по себе. Что-то необъяснимое происходило в глубине его души. Кирсанов закусил губу и наморщил лоб, старательно припоминая увиденные им во сне события. Образы уже были нечеткими, размытыми. Сновидение постепенно стиралось из памяти, как это происходит всегда.