Николас Фрилинг - Ать-два!

Снова минутное молчание, потом бормотание:

— Мам.

— Что?

— А правда, что Эстер застрелили?

Теоретически Арлетт всегда полагала, что рано или поздно наступит день, когда придется лгать детям, и чувствовала, что так оно и будет. Практически этого, похоже, еще не случалось.

— Что?.. Ты закончила свой диктант? — спросила она, чтобы выиграть время.

— Да.

— Хорошо. Почему ты так решила?

— Я слышала, что госпожа Паап говорила своему мужу. Она думала, что я не понимаю.

— Да. Это правда.

— А кто застрелил ее?

— Рут, наш папашка — полицейский. Он сделает все, что в его силах, чтобы выяснить это. Вот почему он и поехал во Францию.

— Кто-то из Франции?

— Я не знаю… Может быть, теперь он уже знает.

— Это больно, когда в тебя стреляют?

— В меня никогда не стреляли, но я слышала, что не больно. Удар и испуг… Как будто падаешь с лестницы. Она умерла очень быстро, и я уверена, что никакой боли она не почувствовала.

— Прямо как показывают по телевизору. Это были гангстеры?

Арлетт, которая, стоя на четвереньках на полу, вырезала выкройку, опустила ножницы.

— Гангстеры встречаются редко. К счастью. Папашка думает, что это мог быть кто-то из старых знакомых Эстер. Наверное, этот человек был расстроен, немного не в себе, и он почему-то решил, что должен застрелить ее.

— Почему?

— Нездоровым людям часто что-то кажется. Разве у тебя не бывает так, что иногда, когда у тебя температура, начинают сниться страшные сны, будто за тобой гонятся или что-нибудь еще?

— Бывает, но я ни в кого не стреляю.

— Что доказывает, что ты, к счастью, была не очень больна. Однажды, когда я была очень усталой и расстроенной, я запустила кухонным ножом в кого-то. Это было не менее скверно.

— А в кого?

— Не имеет значения. Я только хотела показать тебе, что кто-то может стрелять в людей.

— Они пугались, эти люди?

— Да… немного.

— Эстер не очень легко было напугать. Она была парашютисткой.

— А ты хотела бы стать парашютисткой? — попыталась сменить тему Арлетт. — Передай мне булавки, они на столе рядом с тобой… и завинти колпачок ручки, он разболтался.

— Я могла бы. Я знаю, где этому учат.

— Правда? — мягко поинтересовалась Арлетт, очень надеясь не сходить с этой многообещающей дорожки. — И где же?

— Где-то в Бельгии. Туда долго ехать. Эстер один раз брала меня с собой, на машине.

Старая синяя машина Зомерлюста. «Симка-ариана». Арлетт почувствовала легкий толчок в сердце.

— А когда это было?

— Примерно месяц назад. Эстер сказала, что ради интереса хочет мне показать, как это делается.

— Это какой-то летный клуб?

— А что это такое?

— Я не знаю… что-то вроде небольшого летного поля.

— Да, наверное. Можно научиться прыгать с парашютом… там есть что-то вроде гимназии. Но я точно не знаю, потому что Эстер мне ничего не показала.

Арлетт навострила уши:

— И почему же она передумала?

— Не знаю… я думаю, она поссорилась там с тем мужчиной. Наверное, оказалось слишком дорого, — добавила она так небрежно, словно была привычна к ссорам по поводу того, что что-то стоит слишком дорого.

— Эти места довольно дорогие, я думаю, — осторожно произнесла Арлетт. — Расскажи мне, все-таки… мне бы хотелось попробовать когда-нибудь.

— По-моему, это недалеко от Хасселта. Туда далеко ехать. Особенно для твоей машины в «две лошадиные силы», — сказала она с некоторым превосходством. Девочка была явно довольна тем, что знает что-то такое, чего не знает Арлетт.

— Я уверена, что смогу… прыгнуть с парашютом, я имею в виду. Надеюсь только, что у меня не закружится голова.

— Эстер говорила, что голова не кружится. Сначала нужно научиться прыгать с высокой вышки, когда к тебе привязывают веревку. Самое трудное — приземление.

— Я так и думала, — смиренно кивнула Арлетт. — А этот мужчина… он там главный?

— Наверное. Сначала все было в порядке. Он немножко поговорил со мной, а потом Эстер вышла из какого-то офиса и очень сердито велела мне подождать в машине. А потом скоро пришла и сказала, что передумала. Она купила мне мороженое, но была целый день очень раздраженной, как будто здорово разозлилась на что-то. Я сказала, что хотела бы поехать туда когда-нибудь в другой раз, но она заставила меня замолчать.

У Арлетт и впрямь закружилась голова. Она внезапно все поняла.

— Что с тобой?

— Немного закружилась голова, оттого что я стояла наклонившись. Пошли. Пора спать.

— Но еще только половина девятого.

— Я сказала — спать, и никаких разговоров. Но сначала можешь съесть апельсин.

У Арлетт бешено колотилось сердце. Она бросилась к телефону. Она была уверена, что он позвонит, потому что он всегда так делал, если, конечно, не случалось чего-то из ряда вон выходящего. Не поднимет ли он ее на смех?

Она нервно ходила, ежеминутно поглядывая на часы. «Я в окопе, — думала она, — жду сигнала к контратаке». Она попыталась успокоить нервы, даже выпила, но оказалось, что это было что-то слишком крепкое. «Я немного опьянела. И у меня разыгралось воображение. Как хорошо было бы, если бы он был здесь!» Когда телефон действительно зазвонил, в обычное время между девятью и половиной десятого, Арлетт, подавленная и расстроенная, уже боялась сказать то, о чем думала.

— Алло… А, это ты. Ты где сейчас?

— А ты думала — кто?.. Неизвестный воздыхатель, который увидел, как ты покупала цветную капусту, и шел за тобой до самого дома? — Голос звучал устало и кисло, и не слишком твердо. — Где я? В Париже, и это не приносит мне никакой радости.

— А я думала, что ты в Клермон-Ферране.

— Я и был там. А потом улетел. Мне дали самолет. Это произошло очень быстро. И я думаю, что забыл свои мозги. Шел снег. Довольно мягкая… бретонская погода. Что кстати, потому что я потерял перчатку.

— О господи. Что ты делаешь в Париже? Где ты точно находишься?

— В одном очень старом маленьком отеле возле бульвара Сен-Жермен. Странные вещи происходят со мной. Я нахожусь под наблюдением ДСТ. Не знаю, как себя вести, — попытаюсь сообразить. Они ходят за мной следом. Сегодня вечером я встретился с одной довольно своеобразной личностью… Я должен переварить это. А сейчас я собираюсь лечь спать… один, слава богу.

— Какое отношение к этому имеет ДСТ? — озабоченно спросила она.

— Будь я проклят, если знаю. Я все еще пытаюсь выяснить, где находится Лафорэ. У меня такое подозрение, что они знают, но не говорят мне. Не могу понять, что им нужно. Скорее всего, они слушают меня сейчас, но будь я проклят, если меня это трогает.

— Неужели это действительно так? — горестно спросила Арлетт. — Мне надо тебе кое-что сказать, но я лучше воздержусь, раз линия прослушивается.

— Нет-нет, это ерунда. Я уверен, что у них есть дела поважнее, так что очень хочу знать все. Расскажи мне… отвлеки меня от моих глупых мыслей.