Александр Устинов - NEXT. Следующий. Книга 1. Отец — это звучит гордо

— Ой, не могу! — надрывался он. — Свободный!.. Весь в цепях, весь в замках, как древний фокусник Гудини! Только выбраться не может! Свободный!..

Чаша терпения Федора Павловича переполнилась. Он бы и сам был рад сдержать свой гнев, но не сумел. Кровь ударила в голову авторитету. Лавр весь побагровел, стремительно шагнул вперед и с размаху врезал парню ногой под ребра.

— Заткнись! — За первым ударом последовал второй, затем третий. — Заткнись!..

И только секунду спустя Лавриков осознал происходящее с ним. Он испуганно отступил назад и зажмурил глаза. В эту минуту трудно было сказать, кто из них испытал большую боль. Отец или сын.

Смех юноши оборвался, и взоры оппонентов встретились. Парню на мгновение показалось, что в глазах криминального авторитета блеснули слезы. Лавриков вскинул руку и интенсивно растер пальцами переносицу. После этого помассировал себе и виски. Он старательно возвращался в суровую реальность. Федечка принял на полу сидячее положение и молча изучал босса. Лавр мысленно обматерил себя самыми последними словами.

— Извини, — превозмогая одышку, тихо вымолвил он. — Но — достал… Уж слишком… жестоко ты разговариваешь.

Оправдание совершенному поступку было жиденьким, но в эту минуту лучшего Лавр подыскать не сумел.

— А вы жестоко поступаете, — хмуро парировал Розгин.

— Я не хотел.

— Бывает, — великодушно простил его молодой человек и даже как-то грустно пожал плечами при этом. — Не получилось у нас сотрудничества. Это я виноват. Спровоцировал. И сейчас смоюсь.

Федечка предпринял попытку подняться с пола, но подошедший к нему Лавр тяжело опустил сухощавую ладонь на плечо парня.

— Никто тебя не гонит.

Однако оказалось, что великодушие и покорность парня в действительности были всего лишь напускными. Юноша затаил камень за пазухой, и едва Лавриков вновь коснулся его, как Розгин показал собеседнику свои острые зубки. Он энергично сбросил руку Федора Павловича и уверенно поднялся на ноги. Ноздри парня свирепо раздулись.

— Никто не давал вам права слежки устраивать какие-то дурацкие, — жестко вымолвил он. — И давить меня ногами у вас тоже нет права — хотели вы того или нет.

— Есть право! — не выдержал Лавр, почувствовав, что еще мгновение, и он потеряет недавно обретенного сына безвозвратно. В голосе авторитета появилась ничем не прикрытая паника.

— С какого это фига? — злобно ухмыльнулся Розгин.

Он отстранил Федора Павловича рукой и направился к выходу. Ладонь парня решительно легла на дверную ручку. Лавр порывисто обернулся. Отчаяние его было полнейшим.

— С такого, что я — твой отец! — выпалил он на одном дыхании.

Секунд десять или даже больше вор в законе созерцал неподвижную спину потомка. Федечка замер на месте, так и не успев отворить дверь. Однако лица его Лавр не видел.

Наконец юноша медленно повернулся, и его правая бровь рельефно изогнулась в изумлении. Он недоверчиво окинул Лаврикова с головы до ног и подозрительно прищурился.

— Чего? — переспросил Розгин, полагая, что ослышался.

Лавр откровенно смутился. Честно говоря, он частенько думал о том моменте, когда ему придется открыться перед сыном, но как это реально сделать, он так и не знал. А тут вдруг вот как вышло! Незапланированно, спонтанно. К тому же после невольной физической расправы. Но отступать авторитету уже было некуда. Как известно, слово не воробей…

— Папа я твой. — На лице обозначилась глупая улыбка, но Лавриков поспешил скрыть ее, потупив взгляд. — Так уж получилось… Поздно узнал и… Ты не сомневайся. Генетический анализ все подтвердил. Девяносто девять и миллион сотых процента…

— Папа? — Федечка тоже был растерян и шокирован.

— Ага. У меня и справка есть.

— Во блин. — Юноша коротко пробежался рукой по своим косматым волосам.

— При чем здесь «блин»?! — в искреннем негодовании воскликнул Федор Павлович. — Или матерись, как положено, или вообще не матерись! «Блин» — это суррогат!

— А ты — папочка? — Покидать кабинет Розгину уже расхотелось. Напротив, он машинально уронил тело в кожаное кресло с кривыми ножками, расположенное по соседству с входной дверью. — Папаша. Аргентинский сериал.

— Да хоть бразильский! — Растерянность и смущение отпрыска приободрили Лаврикова. Он уже высказывался более уверенно и хлестко. — Факт остается фактом. Значит, имею права и даже обязанности не только заботиться о тебе, но, если надо, и по шее дать.

— Поздно. — Федечка поднял на него явно заинтересованный взгляд, и отец не мог не заметить этого. — Ребенок формируется до трех-пяти лет.

— Перевоспитывать никогда не поздно, — со знанием дела заявил авторитет.

— Пере… Пере… — значит менять. А что ты можешь предложить, чтоб я перевоспитался?

Вопрос на мгновение застал Федора Павловича врасплох. Но уже через миг он решительно повел рукой вокруг себя.

— Хотя бы это. Видимая часть айсберга.

— С бассейном? — уточнил молодой человек.

— С бассейном.

— Спасибо, конечно, папа. — Федечка натянуто улыбнулся. — Но — не надо.

— Почему?

— Это не мое. Чужое. Даже хуже! Это — кино, точно! Вы… — Парень споткнулся. — Ты живешь в выдуманном кино. Не настоящее все, неужели не чувствуешь? Виртуальная реальность.

— Дай бог каждому такую реальность! — Лавр величественно вскинул острый подбородок и приосанился.

— Не дай бог! — не согласился с ним Розгин. — Пленка кончается или рвется, объем электронной памяти тоже не безразмерный. Или просто достаточно электричество вырубить. Замкнет где-то и — ничего нет. Проводка-то на соплях.

— Не понимаю! — нахмурился авторитет. — Ты просто умничаешь! Если это — не настоящее, что тогда?

— То, что будет.

— Скоро?

Федечка покачал головой:

— Нет. Лет через сорок. Когда мне стукнет столько, сколько тебе сейчас. Когда я построю что-то свое. От фундамента. На чистом пустыре, а не на ржавых обломках с трупами «быков».

— Красивая болтовня, Федор! — снисходительно улыбнулся Лавриков, но внутри его что-то шевельнулось.

— Я сожалею…

— Это все, что ты можешь сказать?

— А надо разрыдаться и припасть к твоей седой волосатой груди? — Парень уже успел оправиться от первого шокового состояния, вызванного признанием благодетеля, и пружинисто поднялся на ноги, оттолкнувшись руками от кожаных подлокотников кресла.

— Не, ну я же тебе открываюсь, что я — твой отец! — вновь стушевался и занервничал Лавр. — Ты — мой сын! А ты что? Никаких задушевных эмоций! Виртуальная реальность!

— Тогда объясни, как надо задушевно реагировать, — усмехнулся в ответ юноша. — Кто платит, тот заказывает… Объясни, я попробую!

Вместо ответа на столь ехидное предложение сына, Федор Павлович лишь беспомощно развел руками и шепотом произнес, обращаясь скорее к самому себе, нежели к прямому потомку: