Александр Духнов - Картонная пуля

Несколько лет назад мне вырезали грыжу в больнице, расположенной чуть ли не на окраине города, но сегодня я не пожалел времени и бензина. И не то, что не пожалел, а даже не задумался о таких тратах. Я вообще не помнил, как сюда приехал, на каких светофорах останавливался… Как во сне.

Все нормально, жизнь превращается в сон. Выдающиеся умы математически доказывают реальность сна и нереальность бодрствования. Я, конечно, никогда особенно философией не увлекался, но про такие идеи слышал. Или вот даже стихи есть: Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.. Поэты всяко не глупее математиков. Парень, хоть и из деревни, а соображал.

Да я сам всегда знал, что бред и реальность составляют один кисель. Разве я в действительности переплывал через Обь? Кто это может доказать? Только не я. Филимонов? Он сам призрак. Разве могут показания призрака служить доказательством? Заплыв происходил в субботу, а мне кажется, что много лет назад. Много лет назад, догладив юбку, от меня ушла Люда, а из деталей в памяти только эта юбка и осталась. Даже Людиного лица не могу вспомнить. Если сейчас встречу — узнаю? Все, как в тумане, как в бреду. Может ли юбка служить доказательством произошедшей драмы, произошедшей трагедии, произошедшего бреда?

А еще я никак не мог для себя решить: что проецируется в снах — будущее или прошлое. Мне представляется, что я видел во сне незнакомых людей, читал незнакомые слова, слышал незнакомые песни. И песни и слова я мог знать, не отдавая в этом отлета. Мало ли, что хранится в памяти за семью замками… Песню про кофей наверняка слышал — нельзя жить в мире пошлых песен и быть свободным от них. Это еще Ленин заметил. И Катю, и Клепикова мог случайно, мимоходом увидеть в том же кафе «Лебедь». Теперь я хочу убедиться, что и хирург Апполинарич оперирует не только в моих снах. Может быть, это он вырезал мне грыжу. В жизни я лицо не вспомнил бы, а во сне другое дело. И опять же смогу я узнать его теперь, ведь лицо было по уши в маске?

Даже если я его отыщу, что из того? Получится, что мой сон — это мое прошлое… Тогда что означает собственная смерть во сне? Не могла же она быть в прошлом…

Вот это мысль! Сердце пропустило удар. Смерть могла быть в прошлом! Если я допускаю физическое равенство бреда и реальности, тогда по справедливости обязан допустить тождество жизни и смерти. Если я мертв, то кто может доказать обратное? Я ничего не знаю про смерть, чтобы искать для нее доказательства. Точно так же ничего не знаю про жизнь. Нельзя же всерьез считать признаком реальности боль, от того, что тебя щиплют какие-то выдуманные дураки… И еще я ничего не знаю о принципах существования души отдельно от тела.

Может быть, мое тело до сих пор лежит в больничном морге. Может, в другой действительности с момента моей смерти прошло несколько секунд, а моей душе кажется, что тянутся дни, недели. Она влюбляется в молодых девушек и даже занимается сексом, мечтает ограбить несуществующую в другой реальности фирму «Коала» и покупает пистолет с глушителем… Если так, то сейчас начнется главный аттракцион. Я загляну в морг и снова увижу… свое мертвое тело.

…А еще мертвая Катя предположила, что это последние электрические импульсы блуждают в засыпающем мозгу…

Примерно такие соображения блуждали в моем засыпающем мозгу, когда я въезжал в больничный двор. Вообще-то на воротах висел «кирпич», кроме машин скорой помощи, но я не обратил на него внимания — стоит ли обращать внимание на то, чего нет хотя бы в одной из реальностей? Я настолько поверил в свою смерть, что от машины к приемному покою направился походкой голливудского мертвеца. Точно также шла по коридору Катя (или Аделаида), когда хотела напугать студента с учебником по гистологии. Двое больных, прогуливающихся поблизости, при виде меня обменялись репликами, но в целом, можно сказать, моя неживая персона их не слишком заинтересовала. А, вот в чем дело, — догадался я, — таким манером переступают не только мертвецы, но и граждане, страдающие болезнями живота, например перестал работать мочевой пузырь. Они так же ходят — боясь расплескать внутри себя свою боль. А к боли здесь привыкли.

…Я заранее не сообразил подготовиться и с двумя медсестрами в приемном покое объяснялся довольно невразумительно.

— Понимаете, какое дело, — втолковывал я. — Мне нужно увидеть врача, но я не знаю, как его зовут.

— Зачем увидеть? — спрашивали медсестры.

— Он мне операцию делал.

— В каком отделении.

— Не знаю.

— Как это?

Я только глупо пожимал плечами.

— Хоть по какому поводу операция?

— Э-э-э… Пулевое ранение в живот. Такой, знаете ли, замечательный хирург. Он меня просто воскресил. Надо же поблагодарить человека.

Да уж, воскресил. Из операционной меня как раз доставили в морг. Такое дело без подарка никак нельзя оставить.

Насколько я знаю, хирургам дарят коньяк. А у меня в руках ничего не было, эта деталь не ускользнула от внимания медсестер. А может, я деньгами хочу отблагодарить?

— «Травма», наверное, — заметили медсестры. — Как же так, вас воскресили, а вы имя забыли…

Может, они бы меня еще и пустили, но я все испортил последним замечанием:

— У него отчество — Апполинарич.

Тут они окончательно решили, что я над ними издеваюсь, мешая исполнению непосредственных обязанностей по приемке больных, потому что никакого Апполинарича в этой больнице сроду не водилось. Они мне так и объявили. Действительно, отчество какое-то ироническое…

Пришлось пойти на штурм со стороны главного входа, где расположен холл для свиданий. Здесь на стене висят списки больных. Я выбрал одного подходящего из травматологического отделения по фамилии Капустин. Этот неизвестный Капустин с утра нагрелся до тридцати девяти и четырех, а его состояние характеризовалось как тяжелое.

— Мне к Капустину, в травматологическое отделение, — довольно решительно информировал я старушку в белом поварском халате, занимающую ответственный пост подле дверей.

Бабка для порядка заартачилась, но я объяснил, что обязательно должен увидеть Капустина перед операцией и внушить ему необходимую психологическую устойчивость, а без меня несчастный непременно погибнет на операционном столе. Ради такого дела в бабкином гардеробе для меня отыскался застиранный халат в дырах и тапочки. С детства не люблю тапочки, поэтому незаметно сунул их в щель между белыми тумбочками, а халат, так и быть, честно накинул.

В ординаторской травматологического отделения обитали три мужчины. Один, не по-медицински обросший длинными рыжими патлами, работал за компьютером, другой, в зеленом хирургическом колпаке, примостившись на подоконнике, со страшной скоростью выуживал вилкой из поллитровой баночки и отправлял в рот коричневые кусочки мяса и капусты. Третий, не то узбек, не то казах, прохаживался между столами, беседуя с коллегами. И никто с ходу не напоминал ни одного из тех, кто оперировал меня во сне. Узбека среди тех точно не было.