Александр Духнов - Картонная пуля

— Ну, о… Насчет… Давайте все-таки к вам пройдем…

Как мог, я изобразил глазами нежелание разговаривать при посторонних.

— Конечно, — Гале Толбухиной ничего не оставалось делать, как соглашаться. — Пойдемте.

Лбы возле вертушки посторонились, пропуская нас с Филимоновым.

…В коридоре было все, как описывала Клепикова, несколько закрытых дверей и главное — лестница вниз… Столько раз ночью и днем я представлял этот пейзаж!

Я все еще не решил, как поступить с неожиданной Толбухиной, но пройти мимо подвала было невозможно.

Быстро и почти насильно я впихнул в безвольную клешню артиста сумку… Выхватив из-под ремня пистолет, стукнул глушителем по Галиной рыжеволосой башке и скомандовал:

— Молчи, сука, если хочешь жить.

Я говорил почти шепотом, чтобы не переполошить здешний персонал. Мне показалось, что мой голос прозвучал жалобно, почти умоляюще. В ответ на такое требование, точнее просьбу, нормальный человек мог расхихикаться. Но то ли на нее подействовал увесистый глушитель у виска, то ли я неправильно услышал собственные интонации — Галя вздрогнула, присела, в ужасе выпучила глаза и разве что тихонько квакнула — то ли икнула, то ли хотела возразить…

Я подтолкнул ее к лестнице.

Филимонов продолжал представлять из себя арьергард.

Мы продвинулись почти на половину лестничного марша, когда снизу раздалась ленивая, ненастоящая мужская команда:

— Стой, кто идет…

— Свои, — отозвался я.

Снизу, из-за угла слева нехотя выдвинулась зевающая фигура молодого, стройного, симпатичного мужчины. Все это я разглядел за секунду или за полсекунды — секундомера-то я с собой не захватил — и что молодой, и стройный, и симпатичный, и с перекошеннным зевотой ртом, и с голым, блестящим от пота торсом, и что на ногах у него кожаные шлепанцы И зеленые бумажные штаны, похожие на шаровары.

Он был молодой и симпатичный, но он был бандитом — кто же еще может работать охранником — значит, жалеть его глупо.

Я совершил быструю перегруппировку. Переместил девушку за себя и успел бросить Филимонову:

— Держи ее! Заткни ей рот!

Парень внизу все равно ничего не успел бы сообразить… Я выстрелил. На блестящем коричневом торсе, под правым соском возникло мгновенное бесшумное пятно. Под правым — если смотреть с моей стороны.

Смерть негодяя оказалась быстрой и тихой. Как во сне. На полу подвала. Он ударился головой о стену, да так и затих, уткнувшись подбородком в плечо. Говорят, что некоторые люди умирают во сне, и это считается большой милостью небес, которую эти люди заслужили, уж не знаю чем. В общем, точно, он не мучился.

Некоторое время я ожидал, что снизу вынырнет кто-нибудь незапрограммированный. Но из подвала не доносилось ни шороха.

Я обернулся…

Ни черта провинциальные артисты не умеют следить за лицом! У Бельмондо на его месте было бы нормальное мужественное лицо, может, даже чуть скучающее. А Филимонов превратился в рыбу, выброшенную на берег.

Сохраняя рыбье выражение, одной рукой Филимонов ухватил товароведа Толбухину за локоть, а другой шарил по ее груди. Это выглядело глупо и неуместно — на его глазах убивают человека, а он растопыренной ладонью удовлетворяет эротические фантазии…

Я даже не сразу сообразил, что артист всего лишь пытается выполнить мое распоряжение — зажать девушке рот, но впопыхах не может его найти.

Между тем Толбухина готова была заголосить во всю мощь своих сверхъестественных способностей. Ей оставалось вобрать в легкие один грамм воздуха, а ее глаза уже заняли необходимые орбиты… У меня опять не осталось времени на размышления. Я выстрелил почти в упор. И снова попал в сердце. Вместо крика из ее рта вырвалась шипящая струя воздуха…

Филимонов продолжал удерживать тело, с каждым мгновеньем наливавшееся неживой чугунной тяжестью.

С правой руки Филимонова стекала кровь. Я так никогда и не узнал: то ли он перепачкался в крови Толбухиной, то ли пуля зацепила его по пальцам…

Теперь он и сам был готов завопить… Я поднес отягощенный глушителем ствол к своим губам и приказал:

— Тихо! Все позади. Осталась фигня… Брось ее. За мной! Быстро! И тихо!

Комната охраны выглядела примерно как кабинет… тех же товароведов в моем «Военторге» — канцелярский стол с «Плэйбоем» и со следами не то позднего завтрака, не то раннего обеда. Так, насколько мне известно, перекусывают в Берлине. Продавленное кресло. Зеркало на стене. Все стены в плакатах неизвестных голых девок. В углу вешалка с курткой защитного цвета, на полу под вешалкой раздавленный окурок и стоптанные кеды. Все, как в «Военторге», только в наше время был не «Плэйбой», а газета «Правда», и вместо порнухи висел любимец женщин времен социализма певец Сергей Захаров, которого потом посадили.

И вот еще чего не было в «Военторге» — это железной двери, закрашенной под цвет панелей. Снизу зеленый цвет, сверху белый… Главное, что дверь на месте! А то я и в ней сомневался.

Обстановку дежурки я оценил периферийным зрением, одновременно шаря по карманам охранника в поисках ключей… Связка на цепочке то ли зацепилась, то ли изначально крепилась к карману. В целях экономии времени пришлось вырвать ее вместе с куском материи.

Слева от лестницы помещалась дежурка, а справа бронированным боком выступала еще одна комната…

Два сейфовских замка на два сейфовских ключа. Обе пары совпали так же любезно, как юноши и девушки в телепередаче «Любовь с первого взгляда».

Я потянул за ручку… Дверь отворилась… С такой же готовностью Валентина Филипповна раздвигает ноги… На одной чаше весов болтались шестьдесят лет моей хреновой жизни плюс две загубленные молодые души… Сейчас я узнаю, на сколько тянет этот дьявольский набор… Я нашарил выключатель…

Комната оказалась довольно просторной — метра три на четыре, абсолютно подвального вида, с некрашеными стенами. Левый дальний угол занимал старый массивный, похоже, сломанный тренажер с отягощениями в виде красных чугунных кирпичиков, подле в беспорядке валялись короткая легкоатлетическая штанга, несколько «блинов», две чугунные гири… На противоположную стену наползала груда здоровенных томов и сереньких брошюрок, судя по корешкам, по большей части политического назначения — Маркс, Энгельс, «Один шаг вперед, два — назад», «Как организовать…», «Как реорганизовать…» Рядом с политической макулатурой уже в гораздо большем порядке — на стеллаже, в перевязанных шпагатом кипах хранилось что-то вроде бухгалтерских бланков… А все остальное место занимали деньги!

…Как в мультфильме про Али-Бабу и сорок разбойников или в кинофильме «Золото Маккены»… Здесь лежали пенсии всех пенсионеров России на десять лет вперед. Или все невыплаченные пенсии пенсионеров России. На стеллажах, в полиэтиленовых пакетах, и даже в картонном ящике из-под телевизора «Сони»… В рублевом и баксовом эквиваленте, в марках, пиастрах, черт знает в чем…