Анатолий Ромов - Декамерон по-русски

— Инна… конечно, сто тысяч долларов — большой гонорар. Но я хочу быть с вами предельно откровенным. Подумайте.

— Подумать о чем?

— Если все, что вы рассказали, правда, а я думаю, что это правда, вашего мужа уже нет в живых. Его убили, и убили, без сомнения, по указанию Бурунова. Причем, скорей всего, сделали так, чтобы невозможно было найти его тело. Конечно, я могу провести расследование, возможно даже, я найду десяток-другой улик и свидетельств, подтверждающих, что вашего мужа убил Бурунов. Но даже если это мне удастся, уверяю вас — дело до суда не дойдет. А если и дойдет, адвокаты Бурунова легко докажут, что к исчезновению вашего мужа он не имеет никакого отношения. Получится, что за эти сто тысяч долларов я буду собирать свидетельства, имеющие ценность только для вас. Вы готовы на это?

— Я на это готова, но дело совсем не так безнадежно, как вы думаете. Если вам удастся собрать серьезные доказательства и улики, что Стива убили по указанию Буруна, и они не подействуют на российский суд, я передам их в американские и европейские газеты — не сообщая, естественно, каким образом эти улики и доказательства ко мне попали. «Восточный шатер» — совместное предприятие, так вот, Буруна после этого не пустят ни в одну цивилизованную страну. Международные деловые круги поставят на нем жирный крест. — Она вдруг посмотрела на него так, что ему показалось: в ее глазах пляшут бесенята. — Павел, может, я в чем-то и рохля, но убийства мужа, которого здесь, в Москве, зарезали, как барана, совершенно ни за что, я не прощу. Никогда. — Помолчав, достала из сумочки чековую книжку, написала сумму, расписалась. Оторвав чек, положила его на стол. — Давайте сразу покончим с денежными делами. Это аванс, пятьдесят тысяч долларов. Чек именной, от банка «Атлантик америкэн». Остальное я заплачу, когда дело будет закончено.

— Хорошо, завтра я отдам чек нашему бухгалтеру, мы его оприходуем. И, Инна…

— Да?

— То, что мы с вами заключили договор о розыске вашего мужа, должно быть нашей с вами тайной. Думаю, вы понимаете почему.

— Прекрасно понимаю.

— Уж, во всяком случае, не говорите об этом никому из ваших знакомых.

— Павел, конечно.

— Вообще, я надеюсь на вашу помощь во время расследования.

— Я сделаю все, что вы попросите. Все, что от меня зависит. и вот еще что. Знаете… мы со Стивом снимали квартиру на Пушкинской, но вернуться туда я не решилась. Посол сжалился и отдал мне номер в гостинице при посольстве, но постоянно жить там я не могу. В обычной же московской гостинице, я знаю, Бурун меня легко найдет. И со мной может произойти то же, что со Стивом. Я могла бы какое-то время пожить здесь, у вас? На этой даче? Само собой, за это я заплачу отдельно.

— Конечно. После вашего рассказа я бы сам вам предложил пожить. Ночевать с Олей мы будем с этого дня здесь.

— Ну вот. Из-за меня?

— Инна, дачу все равно надо обживать. Значит, об основном мы договорились?

— Договорились.

— Тогда присоединяйтесь к обществу. Вы вроде нашли общий язык с Сергеем Петровичем?

— Да. Он очень милый человек.

— Так попросите его съездить сегодня с вами за вещами. Пусть прямо сейчас отвезет вас в Москву и вернется сюда. Чтобы завтра, в понедельник, об этом не думать.

— А это удобно?

— Конечно, он будет только рад. Завтра к вечеру, я думаю, я привезу сюда смотрителя с собакой. А днем, пока нас не будет на даче, мы будем вам звонить.

Свою машину к стоянке такси возле гостиницы «Восточный шатер» Петр Родионов подогнал в семь тридцать утра. Он рассчитывал, что будет первым, но немного не угадал — когда он подъехал, на стоянке уже стояла одна машина. Однако вскоре, взяв седока, машина уехала, оставив его «Волгу» на стоянке в гордом одиночестве. Именно это одиночество Родионова и устраивало. Он знал, что богатые постояльцы, живущие в гостинице, в основном иностранцы, в понедельник рано утром отправляются по своим делам или, что ещё лучше, торопятся в аэропорт. И был убежден: то, что он встал сегодня на заре, окупится.

Утро было свежим, и Родионов, прикрыв окошко, включил музыку. Правда, долго слушать любимую певицу ему не пришлось. Вскоре стеклянные двери гостиницы открылись и оттуда вышел высокий человек в хорошем костюме. Человек нес большой букет роз, держа его одной рукой снизу, а второй бережно придерживая сверху.

«В десятку, — подумал Родионов. — Карась».

Направившись прямо к его такси, человек пригнулся. У него были небольшие пшеничные усики и почти немигающие карие глаза. Под правым глазом можно было заметить небольшой крестообразный шрам.

— Привет, шеф. До Шереметьева добросишь?

— Почему не добросить? Цену знаете?

— Конечно. Даю стольник.

Сто долларов до аэропорта Шереметьево было очень хорошей ценой. Тем более что столько же он мог заработать на обратном пути, взяв седока в аэропорту.

Родионов кивнул, и человек, открыв дверцу, сел рядом с ним.

Некоторое время он ерзал на сиденье, размещая букет на коленях. Букет был огромным, и розы на его коленях едва помещались. Посмотрел на Родионова:

— Любимой женщине цветы везу, понял, шеф? Как розы-то?

— Нормальные розы. — Родионов хотел было включить счетчик, но, взявшись рукой за тумблер, на мгновение задержался — почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в правый бок. «Ну и розы у этого типа», — успел он подумать и тут же услышал два сухих щелчка. Одновременно с этим грудь пронзила страшная боль. «Розы… — пронеслось в голове. — Розы…» После этого свет в его глазах потух. Навсегда.

Сделав два выстрела из спрятанного в букете пистолета с глушителем, человек, сидящий рядом с Родионовым, осторожно поправил съехавшее на него тело. Огляделся.

Возле стоянки никого не было. Тем не менее человек еще несколько секунд сидел, внимательно вглядываясь в зеркало заднего обзора. Затем открыл дверцу. Все так же бережно придерживая букет роз, вышел из машины. Аккуратно закрыв дверцу, огляделся, будто решая, что ему сейчас делать. Встряхнув головой и заботливо оберегая розы, пошел в сторону Садового кольца. Дошел до светофора, остановился на секунду — и, не оглядываясь, скрылся за углом.

Примерно через пятнадцать минут к стоянке подъехало два такси. Соблюдая неписаное правило, обе машины заняли очередь за машиной Родионова.

Довольно скоро сюда подошла вышедшая из гостиницы пожилая дама с тойтерьером на руках. Остановившись у первой машины, пригнулась, постучала в стекло. Водитель, на ее взгляд, вел себя в высшей степени нагло. Навалившись на руль, он не отзывался на ее стук. Убежденная, что водитель спит, дама сказала раздраженно:

— Эй, водитель! Проснитесь! Вы слышите?

Поскольку дама продолжала стучать, водитель второй машины, высунувшись из окошка, крикнул: