Р Зиммерман - В смертельном трансе. Роман

Ее пристань. Ее дорожка. Ее дом. И ее катер — огромная штуковина фаллическом формы из стеклопластика. На нем Альфред, слуга Мэдди — родом с Ямайки, — примчал меня с семерного побережья Мичигана на этот остров. Ее остров. Целиком. «Чикаго транзит» выплатил ей восемь с половиной миллионов долларов в компенсацию за увечье, а Мэдди увеличила эту сумму во много раз. Такая она умница. Наняла лучшего финансового советника, но вела дело своим умом — вторглась на фондовую биржу перед Большим Бумом и поплыла на гребнях ее волн, как чемпион серфинга. Слепая, парализованная женщина побеждала раз за разом — купила акции «Тайм» по двадцать долларов на три миллиона, а продала по сто сорок. Затем еще сто пятьдесят тысяч акций — эта операция принесла на каждые пятнадцать долларов сто двадцать пять. Последнее, что я слышал, — Мэдди пятикратно умножила то, что ей заплатили за перебитый спинной мозг. Водитель автобуса был пьян, до того его трижды предупреждали. Эта ужасная трагедия обернулась для нее выигрышем — хотя бы финансовым. В этом была вся Мэдди.

Было слышно, как Альфред завел мотор и погнал катер по легкой волне. Я обернулся — длинный кремовый катер, сияя на солнце, круто заворачивал к лодочному ангару; темно-кофейный ямаец стоял у руля.

Я глубоко вздохнул, набрал полные легкие настоянного на зелени воздуха. Холодный озерный ветер не доставал нас наверху, под укрытием дубов, кленов и плакучих берез.

Из кресла Мэдди выдвинулось что-то вроде посоха или палки слепого.

— Дальше я поеду сама.

— Электрический привод не для тебя, а?

— Когда я кручу эти колеса, я трачу кучу калорий. Сяду в моторное кресло — все атрофируется. Не могу себе этого позволить. Не могу позволить себе развалиться. И тебе не советую.

— Спасибо за напоминание.

Наверно, это больше походило на удочку — штуковина, пристроенная сбоку кресла и ощупывающая дорогу. Не знаю, как она называется, — Мэдди сама ее выдумала. Сейчас Мэдди опустила ее так, что она коснулась асфальта и теперь легко скользила по дорожке перед креслом. Так Мэдди могла ездить, не рискуя разбиться. Так она могла гулять сама по себе, пилить по узким полоскам асфальта, которыми она, как кружевом, оплела остров. Это давало ей ощущение независимости от Альфреда, или его жены Соланж, или от любой защиты, которую она могла купить на свои миллионы.

Поехали. Руки Мэдди напряглись, и ее как ветром сдуло. Господи, она и вправду может носиться на этой штуке!

— Эй, подожди, — крикнул я, вприпрыжку догоняя ее. — У меня всего пара ног.

— Пошевеливайся, пузан, тебе полезно побегать.

— Эй, калечка, будь повежливей.

— Я просто не хочу, чтобы такой красавчик, как ты, в сорок лет развалился.

— Мне еще нет сорока, а ты почти как мама, комплиментщица навыворот.

— У-ух! — взвизгнула она и скрылась за гребнем берега.

Сестричка-лисичка! Я поспешал за ней, как и подобает верному брату, каким был и буду всегда. Я восхищался ею издавна, еще до несчастного случая и даже до слепоты. Она была так грациозна. Она была как светлячок, особенно в детстве она была как светлячок, и всех детей она покоряла, и мальчишек, и девчонок. Мы с ней похожи, но мы разные. Я тешил себя мыслью что мы одинаково умны, но я не был так заметен и не пользовался таким успехом. Волосы у нас были одного цвета — каштановые, но у меня — длинные и кудрявые, у нее — короткие и волнистые. Мы оба высокие, только я кряжистый, как отец.

У Мэдди лебединая шея, как у кинозвезды. Да, наверное, из-за этого я смотрю, какая у женщины шея. У Тони она была почти так же хороша, да не совсем. Не такая изящная и длинная.

— Боже, как здесь красиво! — сказал я.

— Правда? Деревья, и вода, и все такое. Это радует душу.

Я трусцой поспевал за ней — сквозь прибрежную рощу. Вечно бегу за ней трусцой. Слепая студентка целеустремленно получила докторскую степень по психологии, тут же стала практиковать, и с большим успехом, — она как раз шла в клинику, когда ее сшиб этот идиотский автобус. Я же все припухал в колледже. Изучал языки — целую кучу. Французский, итальянский, русский. Неплохо учился. И еще немецкий, его тоже можно считать. Я хотел стать переводчиком в ООН, но, разобравшись как следует, почувствовал, что слаб для этого, и почему-то стал писать технические инструкции. Поэтому я и покинул родной Чикаго. Перебрался на Средний Запад, в Миннеаполис — эту Мекку высоких технологий. Пишу инструкции к самым быстрым компьютерам в мире. Платят-то хорошо, но после моей учебы и заграничных странствий это все невыносимо скучно. Мало кто из сослуживцев ездил дальше Чикаго, и наши самые интересные разговоры — о том, кто купил самый хороший дистанционный открыватель для дверей гаража.

Я поднялся по дорожке и за поворотом увидел Мэдди. Она была на верху дюны — сидела, ухмыляясь, — а рядом с ней расположились два огромных зверя. Я застыл.

— Вот это блеск, — сказал я с отменным миннесотским выговором. — Кто это?

— Собаки, глупыш.

Они были палевые, с черными головами, и такие здоровенные, что их холки были вровень с глазами Мэдди. У той, что побольше, изо рта висели слюни. Мне послышалось тихое рычание.

— По-моему, Мэдди, я им не нравлюсь.

— Чепуха. Просто они отличные защитники. Протяни им руку — ладонью вниз, конечно. Они тебя обнюхают. И не шевелись.

— Они уже завтракали?

— Эту зовут Фрэн, — сказала она, поглаживая меньшую собаку. — А это Олли. Умница. Большая умница.

— Умней не бывает, держу пари. Сколько они весят? Фунтов по двести?

— Малость побольше. И скомандовала своим тварям: — Это мой брат. Будьте с ним добры. Добры, Олли. Добры, Фрэн.

Собаки подбежали ко мне легким галопом, навострив уши и задрав носы. Если кто и поджал хвост, то это я, конечно, — стоял не шевелясь, пока они обнюхивали мою кисть, локоть и ягодицы.

— Мэдди, мне это не нравится, Олли тычет мне носом в зад.

— О, извини. — Мэдди дважды хлопнула в ладоши и крикнула: — Фу!

В тот же миг они исчезли среди деревьев, умчались, как олени. Уверен — никакому оленю от них не уйти. Площадь острова — тридцать с чем-то акров; достаточно велик для таких тварей.

— Понимаешь, здесь только Альфред, Соланж и я. А собаки — замечательная охрана.

Мэдди развернула свое кресло, и мы двинулись по дорожке к старому дому, поставленному на южной оконечности острова. Она ехала теперь медленнее, и я положил руку ей на плечо. Может быть, я пробуду здесь долго. Может быть, брошу работу. Мэдди всегда хотела, чтобы — как она выражается — я околачивался поблизости.

— Я так рада, что ты приехал, — сказала Мэдди и, будто прочитав мои мысли, прибавила: — Обещай, что побудешь здесь столько, сколько сможешь, а потом еще немного.

— Обещаю. До сих пор непонятно, что произошло. Полиция — да, она хорошо поработала, я полагаю. Но потом выдохлась. Никаких идей.