Р Зиммерман - В смертельном трансе. Роман

— Пошли, Алекс, — сказала она. Оттолкнулась от кресла, села. — Я умираю от голода. А ты?

Я был страшно голоден. Но не желал в этом сознаваться.

— Хорошо, но мне надо услышать все.

— Услышишь. — Она, словно баронесса, протянула руку, полуприкрытую рукавом, и ждала, что я ее возьму. — Помоги мне, пожалуйста.

Я не обратил внимания на эту чепуху, на эти штучки с ручками, и в утверждение своей власти и силы обхватил ее талию одной рукой, вторую просунул под ноги, поднял ее из кресла и перенес в каталку. Она испугалась. Я видел это по ее лицу, ощутил, когда она обхватила руками мою шею. Ей было сказано: нет больше Старшей Сестры, нет дерьмового Маленького Братика. Понятно? Затем, не спросив разрешения, я покатил ее, потому что хотел контролировать положение, хотел ясно показать, что ей не ускользнуть, что придется рассказать все до конца.

— Ой, Алекс! Двери остались открытыми. Закрой их, пожалуйста.

Я заколебался, но не выпустил спинку каталки. Что это она делает — пытается доказать, что по-настоящему она — хозяйка положения? Я оглянулся на балкон: здоровенная дверь стоит нараспашку. Мэдди была права. Если заштормит, все зальет дождем, так что я вернулся закрыл двери и как следует запер. Вернулся к каталке и стал толкать ее дальше.

— Я могу сама — сказала Мэдди.

— Довезу.

Я сказал это рассеянно, безразлично, словно у нее не было выбора. Она сидела спокойно и не сказала ни слова, пока мы ехали под куполом Тиффани — и под световым окном над ним, — пока выезжали из огромного зала в заднюю часть чердака. В меньшую комнату — с единственной голой и тусклой лампой посреди потолка, со шкафами и креслами, зачехленными грязноватыми пыльными простынями.

— Соланж оставила сандвичи с говядиной и суп газпачо я думаю, — сказала Мэдди. — Она готовит отличный газпачо — вкусный, со специями, но не слишком острый.

Было до чертиков противно слушать, что она говорит. И как говорит. Так непринужденно. Да хоть бы нас икра там ожидала. Я хотел одного — покончить со всем этим и промолчал, потому что иначе не сумел бы скрыть злость. Покатил ее вокруг старой мебели и ящиков с хламом в коридор, ведущий к лифту. Когда миновали последний ящик, руки Мэдди вдруг опустились на колеса каталки.

— Минуту, Алекс. Насчет окон — одно осталось открытым. Я собиралась позвать Альфреда, чтобы он закрыл, и забыла. Закроешь?

Тут меня совсем скрутило и я сказал

— Мэдди, оставь…

— Пожалуйста, Алекс. На прошлой неделе залетала стая голубей, я уверена, они влетели там.

Я глубоко вздохнул, заставил себя успокоиться — хотя бы еще на несколько минут.

— Где?

— Там, в угловой спальне.

Она развернулась и проехала футов десять — пятнадцать к угловой спальне, одной из заброшенных комнат для прислуги. Я заглянул туда, увидел старый комод глазчатого клена с отбитым уголком, плетеное кресло-качалку и голубиное дерьмо. Его было полным-полно на полу.

Мэдди остановилась у дверей, показала в глубь комнаты:

— Наверно, это заднее окно. Которое выходит на зады дома. Здесь должно быть бра, сразу слева, верно?

Я шагнул в комнату и вправду обнаружил светильник — латунный, потемневший, с цепочкой, свисающей с патрона, — и спросил:

— У тебя что, весь дом — памятник прошлому?

— Примерно так.

Потянул за цепочку — ничего не последовало. Потянул опять — не горит.

— Лампочка не в порядке? — спросила Мэдди.

— Света достаточно.

Я двинулся дальше и мимо старого телевизора, двух или трех матрасов и нескольких ящиков протиснулся к дальнему окну. Но, добравшись до него, обнаружил, что оно наглухо закрыто.

— Все в порядке, Мэдди. Эта штука за…

За спиной что-то скрипнуло и хлопнуло. Я повернулся. Дверь была закрыта.

— Мэдди! Мэдди, что такое?

Я заторопился назад, натыкаясь на всю эту старую мебель и ящики. Господи Боже, это ветер? Или что-то еще? Чужой в доме? Мэдди не могла проделать такую штуку — здесь есть кто-то еще, как я и подозревал? На меня накатила паника: Мэдди в опасности.

— Мэдди! — завопил я. — Мэдди, ты в порядке?

Зацепил лампу, что-то упало за моей спиной, мягко рухнуло на матрас. Подбежал к двери. Захлопнута. Или заперта? Было слышно — кто-то звенит ключами. Господи, нет! Это не ветер закрыл дверь. Я дернул ее изо всех сил. Заперто наглухо.

— Мэдди, Мэдди! Что такое? Что происходит? Мэдди, отзовись!

Я принялся лупить кулаками по тяжелой двери. О, черт. Моя сестра!

— Мэдди, что с тобой?! — пронзительно вопил я.

У самой двери послышалось сопенье, зазвенели ключи — динь-дон. Я замер, умолк, но больше ничего не было слышно, кроме ударов моего сердца. Я приготовился снова навалиться на дверь и тут услышал голос.

— Мне очень жаль, Алекс, — говорила Мэдди у самой двери низким, спокойным голосом. — Правда, правда.

— Мэдди, что происходит, черт возьми?

— Прости, но иначе нельзя. Я начала одно дело и должна его закончить.

— Да что ты несешь?! — Я стоял в темноте, сжав кулаки, тряся головой. — Слушай, Мэдди, открой дверь.

— Нет, не могу.

— Мэдди! — взвизгнул я и заколотил ногами в дверь, в косяки, в стену.

Проклятая дверь была столь же основательна, как и все в этом доме. На дереве не оставалось и царапины, ничто не поддалось, не треснуло.

— Алекс, мне очень жаль, честное слово. Тебе придется побыть там. Я заперла дверной замок и еще висячий. Это прочная дверь — монолитный дуб. Тебе не выбраться.

Да что это такое? Что делается? Моя удивительная сестра, моя непристойно богатая сестра — у нее окончательно крыша поехала? Ее доломали долгие годы слепоты и паралич? Очень возможно. Никогда я не мог понять, как она это выдерживает — полный мрак и неподвижность. Так что происходит? Зачем ей понадобилось меня запирать?

Я перевел дыхание, принудил себя говорить как можно медленней, без угрозы — убедительно и ласково:

— Но в чем дело, Мэдди? Зачем это нужно? Ну давай, отопри дверь, и мы все обсудим. — Я услышал, что она плачет — не навзрыд, тихо. — Мэдди, скажи что-нибудь!

— Я во всем виновата, Алекс. Я говорю о Тони и Лиз.

— Что? Послушай, не глупи. Это невозможно.

— Ох, возможно. Еще как возможно. Я виновата, что они погибли — и Крис тоже, — и должна довести дело до конца, вот так. Потом ты все поймешь. Потом все объяснится.

— Мэдди, не оставляй меня здесь! Нельзя так делать!

— Я должна это сделать. Кроме того, я не хочу, чтобы ты пострадал. Если все удастся, вернусь примерно через час. Сиди на месте и не волнуйся. Это — мое дело. Ты не можешь в нем участвовать. В любом случае утром вернутся Альфред и Соланж.

О Господи… Она все это спланировала. Тайком обдумала и все рассчитала. Вот почему она их отослала — Альфреда и Соланж. Чтобы спокойно меня запереть, чтобы заняться… Чем? Пугающая мысль — не связано же это с кем-то из ее бывших пациентов?