Черепанов - Все эти приговорённые

- Этим она и брала.

- Что вы имеете в виду, миссис Хесс?

- То, как люди могли пристраститься к подобным вещам. - То, как Рэнди слишком к этому пристрастился, и то, что под влиянием этой обстановки происходило Мэйвис Докерти, в то время как Полу приходилось стоять и наблюдать, как это с ней происходит, и то, как всё это впитывал в себя Гилман Хайес. Даже Стив Уинсан и Уоллас Дорн и я сама - все мы скакали и вертелись, словно слепые марионетки, пока Уилма Феррис поигрывала, с очевидной бесцельностью, нашими ниточками.

- Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, - сказал полицейский. Она использовала его для разных там деловых встреч. Вроде как для усыпления бдительности.

- Вроде того, - сказала я.

- Здесь было восемь гостей, миссис Феррис и трое мексиканских слуг. Всего двенадцать. Правильно?

Я пересчитала их в уме.

- Правильно.

- В этих местах если кому-то требуются слуги, приходится привозить их с собой. Здесь немного найдётся охотников на такую работу. Как насчёт этих мексиканцев? Где она их нашла?

- Они приехали из Мексики. У неё там есть дом. В Куернаваке. Она выписывает их сюда на лето.

- А тамошний её дом похож на этот?

- Нет. Он очень, очень старый. Обнесённый высокой стеной. Испанский дом неподалёку от городского центра. У неё есть ... был тот дом, этот, и квартира в Нью-Йорке.

- Эх, живут же люди, - сказал полицейский. - Я много раз видел её в деревне. Ну, не то чтобы много. Может быть, раза три. Я здесь всего два года. Раньше я служил в полиции в Малоне. Она была привлекательной женщиной. А лет-то ей сколько ей было?

- Она делала из этого государственную тайну, мистер Малески. Когда она разводилась в последний раз, "Тайм" освещал это событие в рубрике "Вехи" и написал что ей сорок два. Уилма рассвирепела. Она хотела, чтобы её считали тридцатичетырёхлетней, или около того. Я бы сказала, что ей было лет сорок пять. Она на столько не выглядела.

Полицейский крякнул.

- Ещё бы! Сорок пять. В такое поверить трудно.

- Она работала над этим, мистер Малески.

Я внезапно осознала, что смотрю на очертания холмов на востоке, и что я вот уже некоторое время в состоянии их разглядеть. Я подступила ближе к окну. Звёзды померкли; было видно лишь некоторые из них.

- Светает, - сказал полицейский, - Уже пятый час - утро на дворе.

Огни на лодках уже утратили прежнюю яркость. Вода уже не была чёрной как смоль. Она стала цвета мокрого шифера. А потом я услышала крик с одной из лодок, крик, отличавшийся по тональности от тех, что доносились прежде. Все другие лодки, похоже, остановились, и я ощутила перемену в большом теле полицейского рядом со мной, собранность, которой в нём до этого не было. Другие лодки поплыли в новом направлении, начали сосредотачиваться в одном месте.

- Похоже на то, что её достали, - сказал полицейский.

Он тяжёлой поступью прошёл к двери, выходившей на главную террасу. Я двинулась за ним следом. Он открыл дверь, а потом до него дошло, что иду вместе с ним. Он остановился, словно преграждая путь.

- Вам лучше остаться в доме. Зрелище может оказаться не из приятных.

- Я пойду туда, мистер Малески.

Проговорив там так долго приглушёнными голосами, мы достигли какого-то подобия приятельских отношений. Я увидел, как теперь это сходит с его лица. Я уже не была женщиной, с которой он дружески беседовал в полутьме. Я была одной из них. Одной из выпивох с толстыми кошельками, голых купальщиков, торгашей, которые все одним миром мазаны.

- Как знаете, - проговорил он.

Я спустилась следом за ним по плавно изгибающейся каменной лестнице к террасе поуже, от которой ответвлялись два бетонных причала, вдававшихся в озеро на восемь футов. Оба были шириной в десять футов и отстояли друг от друга футов на пятьдесят, образуя U-образное основание большого дома на уступе скалы, на высоте тридцати футов над поверхностью озера.

- Достали её? - крикнул полицейский в сторону огней.

- Достали, Джо, - ответил кто-то. И кто-то проговорил что-то вполголоса, после чего раздался фыркающий похабный мужской смешок, быстро стихший.

- Включи эти прожекторы, Джо, чтобы нам было видно, куда мы подплываем.

Он спросил меня, где выключатели. Я сказала, что сама это сделаю. Я поспешила вверх по лестнице и подошла к щиту с боковой стороны дома, у главной террасы. Я не знала, какие им нужны, так что включила все батареи оптических элементов, которые залили таким ярким светом террасы, причалы, стены дома и окружающий лес, что уже засеревший было рассвет внезапно растаял и снова воцарилась глубокая ночь.

Я торопливо спустилась обратно, на причал, когда её доставили к берегу. Джуди Джона уже была там. Остальные были на подходе. Гилман Хайес, нервно хихикавший. Мэйвис Докерти, снова громко зарыдавшая. Уоллас Дорн, закованный в скорбное достоинство. Огни на лодках гасли, один за другим. Но они не поплыли домой. Они отправились следом за причалившей лодкой, лодкой, в которой лежало тело моего врага.

Стив Уинсан забрался на причал с другой лодки. Он взглянул на меня. Его хорошее широкое лицо застыло в напряжении. Но даже в этот наполненный нервным ожиданием момент он умудрился вложить в свой взгляд что-то такое, что предназначалось лишь мне одной. И это согрело меня. Похоронные дроги проследовали вдоль причала. В них сидели двое стариков. Два Харона, обладающих рептильной жилистостью стариков, занимающихся физическим трудом. Полицейский из другой лодки выкрикивал указания, в которых не было никакой необходимости. Полицейский Малески и Стив Уинсан опустились на колени, бок о бок, чтобы поднять тело. Я подступила поближе, расположившись позади них. Из-за широкого плеча полицейского я разглядела её ступню, очень неподвижную и очень белую, высунувшуюся из-под края грязного брезента. Уилма Феррис под грязным брезентом. Я могла себе представить, как морщит нос от отвращения.

- Крючок зацепился за её руку, - сказала всем нам один из стариков. Соскочил, когда она всплывала. Мы едва её не потеряли, но Джимми быстро её подхватил. Она была футах в шестидесяти от этого конча причала. По моим прикидкам, она лежала на глубине сорока футов.

Последовала долгая неуклюжая возня. Старик подоткнул брезент вокруг неё и стал подтаскивать тело туда, где Малески и Стив могли бы за него взяться. Им пришлось сдвинуться назад, чтобы освободить место на причале, куда можно было её положить, и, проделывая это, здоровенный полицейский наступил на волочившийся край брезента и, споткнувшись, сильно накренился назад, уронив её ноги. Стив не отпустил брезент, который развернулся, так что она выкатилась на бетонный причал, белая, обмякшая, грузная. Пол-лица закрывали налипшие на него тёмные длинные волосы, а другая половина приобретала на свету голубое сияние. Я в первый раз увидела её пышное тело, о котором ходило столько слухов, и увидела, что даже у безвольно обмякшей, мёртвой, грудь у неё большая и твёрдая, живот - упругий, бедра - как греческий мрамор, отшлифованный столетиями.