Александр Самоваров - Террористка

Леночка села к нему на колени. Стала легко царапать коготками его щеки. Впилась в губы. Как она однако быстро заводится! Глаза ее заволокло туманом страсти.

— А если войдут? — говорит Дубцов.

— Пусть, еще веселее будет.

Напряженная, как тетива, она ослабевает после пяти минут взаимного истязания.

— Все? — злобно спрашивает она, и искренняя ненависть читается в ее глазах.

Дубцов наслаждается ее злостью и ее полными ненавистью глазами.

Медленно она приходит в себя, сползает с колен Дубцова, тяжело дыша, идет на свой стул перед большим зеркалом.

«Быть шлюхой — это такое же призвание, как и любое другое», — произносит вполголоса Дубцов.

— Я певица, а не шлюха, — устало возражает Леночка, — ты сегодня странный. Не грубый, а какой-то… Как через лупу на меня смотришь.

«Смотри-ка, почувствовала», — подумал Дубцов.

Он подошел к девушке и потрепал ее по щеке.

— Все хорошо.

— Правда? — смотрит она на Дубцова глазами, полными слез, и целует ему мягкими, по-детски нежными губами ладонь. — Ты останешься на мой концерт?

— Да. Я как всегда буду смотреть сверху.

Дубцов не любил публику, наполняющую концертные залы. Ему все время казалось, что эти же морды он видел в ресторанах, барах, банях, театрах. Что одни и те же разбогатевшие личности вдруг воспылали любовью к искусству. Правда, на эстрадных концертах много молодежи, но она противна Дубцову еще больше. Какими дебилами надо быть, чтобы выдержать два часа этого ада? Выходят на сцену такие же, как Леночка, кривляются, поют под фонограмму песни о любви. И тела их в своих движениях так же неискренни, как и их голоса.

«Странное существо — человек, — размышляет Дубцов. — Грешнее меня не так много найдется людей. Все основные заповеди я нарушил и не по одному разу. А почему-то фальши не выношу, требую от других чистоты во всем. Хотя, допустим, от этих кривляк я требую профессионализма. Но разве они принесли кому-то какой-либо вред? Они не грабят свой народ, не стреляют, как рэкетиры, никому в спину. Почему же я их презираю? Они не талантливы, они не яркие, они — быдло. Вот и ответ на вопрос».

Ровно половину концерта Дубцов сидит у Леночки (дав большую взятку администратору, он в каком-то смысле арендовал помещение для нее) и пьет отличный кофе. Кофе и бутерброды с сыром он привез с собой.

Перед тем, как Леночке выйти на сцену, Дубцов поднимается на самый верх эстрадного зала к рабочим осветителям.

— Привет, Сергеич, — здороваются они с ним.

Дубцов наливает им из большого двухлитрового термоса кофе, и мужики подставляют стаканы. Стаканы у них всегда есть.

На сцену под жидкие хлопки выходит Леночка. Все на ней в обтяжку и черного цвета. Оранжевые волосы вспыхивают пламенем под огнем осветительных ламп, и она, подрыгивая ножкой, начинает петь о чистой любви. Песня на полублатной мотивчик имеет успех. Леночке хлопают. Ее творчество пользуется спросом.

После концерта Дубцов отвозит девушку до квартиры, которую снял для нее недалеко от центра. Он провожает ее до дверей. Они долго целуются. Она наконец затаскивает его сначала в квартиру, а потом на себя.

Прощаются около одиннадцати вечера. Леночка облизывает сухие губы. Она почти довольна прожитым днем. Дверь захлопывается за Дубцовым, и в какой-то момент он понимает, что не так уж нужен Леночке.

А Леночка ему и вовсе не нужна.

Но завтра или послезавтра он опять приедет к ней и обязательно позвонит перед приездом, чтобы не ставить девочку в неловкое положение.

Этот ее продюсер — настоящий сексуальный разбойник. Как он там еще не рехнулся среди этих певичек с их творчеством.

Дубцов полон сочувствия к этому человеку.

Он звонит из машины.

Трубецкому и Рекункову.

Едет в офис.

Пожалуй, он хорошо себя чувствует только в своем кабинете. Раздевается догола. Проходит в ванную, принимает контрастный душ. Когда выходит из ванной, слышит, что звонит телефон. Семь звонков, один за другим. Он знает, кто звонит. И они знают, что он здесь, в офисе.

— Дубцов, вы готовы к разговору?

— Вполне.

— Где нам удобнее встретиться?

— Наверное, у меня. Зачем вам засвечивать свои явки? Или вы предпочитаете на свежем воздухе?

— Завтра я позвоню ровно в десять.

— Спокойной ночи.

— И вам спокойной ночи, — доброжелательно откликается голос.

Вот и все. Еще один цикл закончен. Дубцов давно перестал делить время, как все люди, на двадцать четыре часа. Однажды он понял, что ничего не успевает именно потому, что в сутках двадцать четыре часа. И он подумал, что никто ему не мешает делить время так, как он считает нужным. И он стал делить его на циклы. Цикл — это то время, за которое он успевал сделать все, что запланировал. Он мог сделать все и за семь часов, а мог и за сорок. Но в конце каждого цикла он занимался медитацией.

И сейчас он открыл окна и дождался, пока комната проветрится. Постелил свой коврик. В мягком спортивном костюме сел в позу лотоса и… стал погружаться в блаженное состояние.

Это сейчас все заговорили о космосе, о связи с ним человека Рассуждения эти модны. Дубцову же на все происходящее открыл глаза Пак. Он очень доходчиво объяснил молодому Валериану, что тот живет не на улице имени некоего товарища Голощекина, и даже не в Москве и не в России. Он живет в великом Космосе. Он его живая часть, с вечно живой душой. И как бы он ни грешил — для души открыт путь только вверх. Нет никакой преисподней в Космосе — есть великая свобода.

Тепло заливало скрещенные могучие ноги Дубцова, теплые волны прокатились по спине. Он расслабил лицо. И вместе с этим расслаблением пришло чувство свежести. Он расслабил веки и мышцы лба. Расслабились все послушные его воле мышцы тела. Полный внутреннего тепла, он сосредоточился на… пустоте. Ничего не было, никого не было. Ни страстей, ни человеческого бреда о счастье, ни суеты, ни жажды, ни холода, ни добра, ни зла…

Все это оказалось внизу. А душа рвалась вверх, в великую пустоту.

После пятнадцатиминутной медитации Валериан Сергеевич Дубцов подошел к кожаному дивану, накрылся верблюжьим одеялом и уснул сном праведника.

А в это время Рекунков, сидя в «жигулях», осторожно нажал на газ и поехал за верткой «Нивой». Она долго кружила по Москве, и, наконец, Рекунков понял, что его заметили.

Выругавшись, он прекратил погоню.

…Шестнадцатилетняя певица Леночка засыпала, полностью удовлетворенная своим молодым любовником — соседом по лестничной клетке Валериком, который пришел сразу после Дубцова. Валерик мешал ей спать и искренне говорил о своей любви.

Станислав Юрьевич Старков в прошлом командовал батальоном спецназа. По складу своего характера он был тем офицером, который предпочитает смерть позору. Он был таким офицером, чей батальон на войне погиб бы до последнего человека, но не отступил без приказа. Он был тем офицером, который никогда не сомневался, что его страна всегда права.