Александр Самоваров - Террористка

— Звучит все это красиво, но надо остыть, подумать, — вяло махнул рукой Сергей Анатольевич.

— Ну-ну, Сережа, думай. А я вот рапорт написал.

Сергей Анатольевич неловко обнял Тимофеева и подписал рапорт об увольнении. Они посмотрели друг другу в глаза.

— У нас на тебя ничего нет, — сказал Сергей Анатольевич, — так… догадки, и то дальше меня это не пошло. Но имей в виду, что если всплывет какая-то информация, то о догадках могут вспомнить.

— Я же тебе сказал, Сережа, что выбрал свой путь.

События третьего-четвертого октября не расстроили Тимофеева, а наоборот, вдохновили. Оказалось, что кроме него достаточно много людей, у которых ненависть сильнее страха. Коммунисты, монархисты, националисты, демократы и фашисты объединились и дрались плечом к плечу. Малочисленны были их рати, но сам факт яростного сопротивления оппозиции, с одной стороны, и полной растерянности власти, с другой, говорил об одном — в жизни России наступил великий перелом. Люди обретали волю к борьбе. Год или два, пять лет или десять России будет суждено раскачиваться на качелях политической нестабильности — наступало время таких, как Тимофеев. Все эти умные и отчаянные ребята, которые стояли во главе карликовых патриотических партий и организаций, сделали свое дело. Они бросили семена в землю. Всходы появятся не сразу.

Судьба преподнесла Гавриилу Федоровичу сюрприз. Из рядового офицера МБ он мог превратиться в действующее лицо большой политики. Обстановка на политической арене может меняться едва ли не каждый день. И уж в этой ситуации Тимофеев сам мог выбирать те силы, на которые стоило делать ставку. Слава и телевизионные интервью его не интересовали. Ему не нужна была известность, более того, он ее боялся. Больше всего Гавриилу Федоровичу были симпатичны хорошо укрытые главари мафиозных группировок. Они не стремились к славе — они хотели и получали подлинную власть. Этого же хотел Тимофеев. А перспективных ребят-политиков он приглядит. Были бы деньги. А деньги будут.

Но самое главное — омерзительный Тимофееву тип трусливого рефлексирующего интеллигента переставал быть привлекательным в сознании людей. Все эти поэты, писатели, актеры — люди в большинстве своем продажные и порочные, интересовали теперь в России только самых тупых. Сладостное для всей этой художественной интеллигенции тридцатилетие с конца пятидесятых и до конца восьмидесятых ушло в историю. Вся эта сволочь, с помощью газет и телевидения отравившая своими комплексами здоровый народ, отыграла свое.

Пришло время храбрых генералов, отчаянных политиков и гениальных аналитиков, время предпринимателей с крепким хребтом и рабочих, способных постоять за собственные интересы. Пришло время таких, как Тимофеев, — способных действовать безоглядно.

Россия скоро прекратит плакать и жаловаться. Она поймет простую истину, что за место под солнцем надо драться. А в политике победит тот, кто почувствует, откуда веет ветер перемен. В выигрыше останется тот, кто сделает ставку не на прогнозы балаболов из центров стратегического исследования, а на собственную интуицию и здравый смысл.

В общем Тимофеев чувствовал то же, что в свое время чувствовал гениальный диктатор и циник, — жить стало лучше, жить стало веселее!

После любых ударов Россия вставала на ноги!

Сначала Старков отнесся почти равнодушно к информации о том, что армия участвовала в расправе над защитниками Верховного Совета. Утомленный длительными перелетами, с головной болью, он лишь выругался зло и лег спать.

На следующий день в Москве он встретился с Фроловым, и тот передал ему видеокассету, где были все материалы, связанные с бойней третьего и четвертого октября.

Кассету поставили на новый видеомагнитофон, купленный, конечно, Иваном, и стали смотреть. С первых же кадров Станислав Юрьевич почувствовал сильное волнение. Он обменялся репликами с Иваном и Димой, но когда показали Макашева, а рядом с ним тонкого мальчика с автоматом на плече, Старков замолчал и больше не произнес ни слова.

Он увидел десантников, интервью со спецназовцами, ребят из «Альфы», выводивших из Дома Советов арестованных… Он увидел танки, расстреливавшие Дом Советов, и безоружную толпу на лестнице перед зданием.

И тут до Старкова дошло, что до сих пор он продолжает считать себя офицером русской армии. Вся его жизнь с семнадцати лет, когда он надел мундир, до недавнего времени была связана с воинской службой. Все взлеты и падения, мечты и самоутверждение в жизни были связаны с армией.

В глубине души он надеялся, что наступит момент и армия скажет свое слово. И вот она его сказала…

В последующие дни Старков регулярно посылал Ивана за свежими газетами и снова и снова просматривал кассету. Весьма скудная информация стала вырисовываться в довольно стройную картину. Побоище у Останкино, энтузиазм десантников и танкистов, которые, по слухам, стреляли за деньги… Если бы они стреляли за идею, то Старку не было бы так стыдно и жутко, но офицеры, стреляющие из самого современного оружия по беззащитным русским людям за жалкие миллионы… Это просто уничтожало Станислава Юрьевича.

Правда, Дима уверял, что в танках сидели люди в штатском, что армия в целом не поддержала расстрел.

— Как же не поддержала, — тихо спросил Старков, — если решение об использовании войск принял Военный Совет?

Неделю Старков находился в подавленном состоянии. Узнав, что всего трое офицеров пытались поднять своих подчиненных на защиту Верховного Совета, он, усмехнувшись, сказал: «Со мной, если бы я продолжал служить, их было бы четверо. Четверо на всю великую русскую армию».

— Да бросьте вы переживать, Станислав Юрьевич, — не выдержал Иван, — вы что, забыли, с кем служили? В этой ли армии декабристов искать? Всем же все до фени. Нам с вами не до фени, так мы и не служим. Вспомните наших ребят. Им что президент, что Верховный Совет… Оказался бы на месте Грачева Ачалов, так не Верховный Совет, а Кремль бы расстреляли. Это что, лучше что ли?

— Если политики — авантюристы, то армия не должна им подчиняться, — заскрипел зубами Старков, — в любом случае армия, чьи офицеры стреляют в безоружных…

Он осекся, увидев, что Дима и Иван как-то странно на него смотрят. Но остановиться Старков уже не мог.

— А рядом с Макашевым мальчишки с автоматами. Вы видели? Сотни тысяч офицеров сидели по казармам, мы с вами грабили каких-то мужиков, а рядом с Макашевым мальчишки…

— Говорят, их почти всех положили… мальчиков этих, — сказал Дима.

Лицо Старкова приобрело зеленоватый оттенок, а затем пошло багровыми пятнами. Он беззвучно шевелил губами, словно хотел что-то сказать, но только выдохнул воздух.