Александр Самоваров - Террористка

— По-моему, вы просто бабник, Гончаров, — сказала Оля.

— Хорошо, — сказал Гончаров, — тогда будем говорить о том, что вам интересно. О политике хотите? Вы же не безразличны к русской национальной идее? Желаете знать мой прогноз? Скоро абсолютно все в России станут патриотами. Главное, ими станут те чиновники с тяжелыми задницами, в чьих руках настоящая власть. Сначала они были коммунистами, потом стали демократами-западниками, а теперь будут патриотами, а там и до черносотенцев рукой подать.

— К чему вы это говорите, Митя?

— К тому, что честный и искренний человек, влезая в политику, всегда окажется в дураках. От вас уже холодом несет, Оля. Чем вы будете жить, когда ваши иллюзии рухнут?

— У меня нет иллюзий.

— Вы хотите сказать, что во имя идеи готовы на все? И сможете стрелять в людей?

— Стрелять в людей я смогу и без всякой идеи, — вздохнула Оля, — при самообороне, например. Как вы считаете, Митя, имею я право пристрелить насильника?

— У вас сейчас глаза как у разъяренной кошки, — сказал Гончаров, — они светятся в темноте жутким зеленым светом.

— Ерунда, — усмехнулась Оля, — просто немного отсвечивают от настольной лампы. Выключите ее, и не будет никакого жуткого зеленого света.

— Странная вы особа.

— Ничего странного во мне нет, — просто вас пугает грязь, а меня нет. И вообще мне нравятся мужчины, которые могут не только говорить, но и действовать. И если на пороге их дома враг, они возьмут в руки лом, вилы или винтовку и будут драться.

— Черт возьми, — сказал Гончаров, — я не думал, что у вас так далеко зайдет. Стало быть, вам нравятся не абстрактные сильные мужчины — в мечтах все женщины хотят сильных мужчин, — а личности конкретные, которые без сомнения могут взять лом и вилы? То есть в крут ваших знакомых…

— Так точно, господин следователь, у меня есть такие знакомые.

— А кто вам больше нравится — Ленин и Гитлер?

— Да оба нравятся, — назло Гончарову отвечала Оля, — эти мужики смогли реализовать себя полностью.

— Черт возьми, — опять сказал Гончаров, — что-то надо делать и немедленно.

— Со мной? — спросила Оля.

— Со страной! — воскликнул Гончаров. — Кто-то должен прийти и сказать, — он не выдержал и почти завопил, — вот это зло, а это добро, чтоб все перестали сомневаться и самоутверждаться. А кто будет упорствовать…

— Тех расстрелять, — мило улыбнулась Гончарову Оля.

— Нет, воспитывать их надо! Взять такую бабу, как вы, и выпороть.

Оля так весело засмеялась, что Гончаров опешил. Но потом разозлился еще сильнее.

— Что вы смеетесь, глупая женщина, вы знаете, какое количество людей по социологическим опросам уже сейчас готово взяться за оружие, чтобы отстаивать свои идеи и интересы?

— Слушайте, Митя, что вы на меня орете? — немного повысила голос Оля. — Пойдите к Горбачеву, или к кому там… К тем, кто заварил эту кашу. К тем, кто позволил так долго и безнаказанно плевать в души людей. Вы же в этих делах соображаете больше, чем я. Неужели они думали, что все пройдет гладко и не найдутся те, кто пожелает ответить на плевки?

— Плевать в души, — на лице Гончарова появилась гримаса недовольства, — это, знаете, общие слова. Абстракция.

— Почему же? Разве я абстракция? Они превратили меня в бесчувственное и безжалостное существо. Теперь пусть пеняют на себя.

— Да я с этого и начал наш разговор о политике, Оля, — устало возразил Гончаров, — они, кто плевал вам в душу, теперь первыми патриотами и станут. И кого же ваши друзья с ломами и вилами будут колоть и молотить?

Оля тяжело вздохнула:

— Знаете, Митя, давайте подождем. Если ваш прогноз сбудется, тогда и поговорим. Но я думаю, моим друзьям все равно работа найдется.

— Я ошибся в вас, Оля, я думал, вы добрая.

— А я и есть добрая, но прощать не умею. И за оскорбления желаю мстить.

— Значит террористка?

— Значит так.

— Господи, спаси и помилуй.

— Ну, вам-то, Митя, ничто не угрожает.

А вечером следующего дня в кабинет Оли зашел Трубецкой и сказал, что в контору без звонка явился журналист и желает побеседовать с представителями среднего бизнеса, как он выразился. В голове Оли мелькнула мысль, что это вовсе не журналист, но тем интереснее встретиться с этим человеком. По тому, какие вопросы он будет задавать, может быть, удастся понять, откуда и каким ветром его занесло. Вдруг это человек Дубцова?

— Беседу будете вести вы, Николай Алексеевич, — сказала Оля, — а я поприсутствую. Представлять меня этому типу не надо.

Высокий сутулый молодой мужчина в видавшей виды курточке включил диктофон и стал выспрашивать Трубецкого, как тот расценивает шансы среднего и крупного бизнеса в России. Трубецкой сначала отвечал неохотно, но потом разговорился. Его в самом деле интересовала тема российской экономики.

Журналист кивал головой, что-то помечал в своем блокнотике и искоса посматривал на Олю. Та сидела, закинув ногу на ногу, и курила. Ничего любопытного, с ее точки зрения, сказано не было.

Разговор шел к концу. Журналист выключил диктофон и спросил прокуренным голосом: «Извините, а по убеждениям вы кто — демократ или патриот?»

Если бы Оли рядом не было, то Трубецкой вполне искренне ответил бы, что у него никаких убеждений нет, но сейчас он боднул головой, как молодой бычок, и выдохнул: «Патриот».

— Надо же, — с усмешечкой покачал головой журналист, — у седьмого предпринимателя беру интервью. Трое отказались отвечать на этот вопрос, а четверо назвали себя патриотами. Любопытно.

«Неужели Гончаров прав?» — подумала Оля.

А между тем Валериан Сергеевич Дубцов жил в каких-то ста пятидесяти километрах от Москвы. Год назад он познакомился с директором небольшого подмосковного заводика. В то время Дубцов хотел обзавестись недвижимостью, и директор обещал помочь, но не помог. А Дубцов свое обещание выполнил и свел Виктора Петровича Птенца с китайским фирмачом. На китайском барахле Виктор Петрович неплохо заработал. Был он мужик общительный, хлебосольный и в личных отношениях честный. Обманул он Дубцова невольно и был готов загладить свою вину.

Трубецкой не знал о существовании Виктора Петровича, ибо во время сделки с китайцем находился в командировке, и никто из окружения Дубцова о нем не знал. Людей, с которыми Дубцов вел переговоры, были тысячи. Никаких процентов за то, что свел Виктора Петровича с китайцем, Дубцов не взял — это было ниже его достоинства, и директор оставался, в каком-то смысле, его должником.

Дубцов приехал к нему на новеньких «Жигулях» и попросил подыскать квартиру или дом в живописной, но желательно безлюдной местности. Объяснил, что хочет месяц или два отдохнуть от дел.

И в самом деле, Валериан Сергеевич выглядел очень неважно. Осунувшееся, небритое лицо, нервно дергающийся рот, усталые, безжизненные глаза. В квартире Виктора Петровича он подошел к большому зеркалу и сказал: