Мария Амор - Дар шаха

Народ потихоньку стал двигаться к воротам. Самые близкие намеревались вернуться в дом Воронина, где ждал поминальный стол с кутьей, блинами и водкой. Уже у кладбищенских ворот Александр вспомнил, спросил у Реза-хана:

– Так где же Карл Рихтер?

– Да вот же, в гимнастерке!

Воронин недоуменно посмотрел туда, куда указывал палец Реза-хана. Никакого Карла Рихтера там не было, стоял только Петр Шестов, действительно в вечной своей задрипанной гимнастерке. Наверное, Реза-хан спутал их. Ошибиться было немудрено: оба долговязые, бородатые и усатые очкарики-шатены, оба имели пристрастие к военной одежде, хотя фронта не нюхали. Значит, напрасно Александр возмутился, что советский агент явился на похороны полковника бригады. А вот то, что Петя решился все же отдать последний долг достойному человеку, было похвально. Небезнадежен, значит. Может, и пройдет юношеские радикализм заодно с охотой сочинять дрянные стишата.

Воронин тоже начал прощаться. Пожал протянутые руки, еще раз напомнил близким знакомым о поминках, раскланялся с остальными и поспешил к воротам, где его ждала пролетка. У ворот оказался отряд жандармов с уже знакомым следователем. Воронин учтиво поприветствовал огаи-Низами, собирался пройти мимо, но тот загородил ему дорогу:

– Доктор Воронин, вы арестованы по обвинению в убийстве полковника Турова.

Ошеломленного Воронина окружили жандармы. Выходившая с кладбища толпа замерла.

– Я? С какой стати?

Жандармы заломили Воронину руки за спину. Комиссар Низами привычно ловко охлопал бока задержанного, засунул руку в левый карман сюртука и медленно выудил скомканный клетчатый платок. В первую секунду Александр смотрел равнодушно: мало ли что могло заваляться в карманах. Тут же вспомнил, что, когда искал деньги для милостыни, карманы были пусты. Во рту пересохло, бешено заколотилось сердце.

Оглянулся. Люди, только что похоронившие человека, в чьем убийстве его теперь обвиняли, смотрели растерянно. Следователь поднял извлеченную тряпицу над головой, убедился, что все присутствующие следят за ним, медленными движениями фокусника развернул ткань, торжествующе вынул какой-то предмет и предъявил окружающим. На показавшемся из-за облаков солнце сверкнул орден святого Георгия. Некоторые ахнули. Александр потерял дар речи.

Заломленные за спину руки туго охватило железо, щелкнули наручники. Воронина сильно толкнули в спину, он оступился, едва не упал. У ворот снова оглянулся, успел выхватить из толпы бледное несчастное лицо Елены и бешеные, пылающие глаза Реза-хана. В бессилии тряхнул скованными руками, громко крикнул:

– Реза-хан, это не я! Ради Турова, Реза-хан!

Как только я решил искать Самиру, я обрел спокойствие и уверенность. Мне всегда легче действовать самому, чем беспомощно полагаться на других, даже на Бюро.

Лучшим местом для начала поисков выглядел тот поворот на Анджелес-Крест, где я оставил газырь. Туда должны были явиться те, кто выбрал это место, и те, кто хотел застать их в этот момент. Это была точка, где все сходилось. Весьма вероятно, что и Самиру приволокли туда же. Никто же не мог знать, как повернется ситуация. Заложница могла потребоваться для обмена, для показа, для запугивания, для переговоров с полицией. Если в какой-то момент она оказалась больше не нужна, а освобождать ее было опасно, это было подходящее место, чтобы избавиться от нее. Там могли остаться следы. Я вспомнил огромное ущелье у дороги, вспомнил, как подумал, что, если я упаду в эту пропасть, вряд ли меня скоро найдут. Меня затошнило.

Я позвонил Брайану. Три года назад мы вместе поднялись по ледникам на гору Шаста. Брайан оказался в Париже. Да, я здорово забросил своих друзей, если даже не помнил, что он в отъезде.

Лучшим альпинистом, которого я знал, был Виктор. Это он научил меня любить этот спорт. Но он помешал бы мне вести любое самостоятельное расследование. Обратиться к полиции я тоже не мог: вмешательство полицейских навредит расследованию ФБР. Я не знал никого, на кого мог бы рассчитывать в такой ситуации.

Но я точно знал одного человека, к которому мог обратиться. Я помнил, как мы вместе спасали Марка Уорнера, как ампутировали ногу мальчишке. Я никогда не встречал врача, с которым охотнее оказался бы в такие моменты в операционной. Я никогда не встречал женщину, которая вызывала бы такое безотчетное доверие. Она спасла меня в панамской пещере. Только один человек мог тягаться с ней в хладнокровии, упорстве и собранности – Виктор. Но в отличие от Виктора Екатерина не навязывала свою волю и умела сострадать.

Я позвонил ей:

– Екатерина, у вас есть какой-то опыт альпинизма?

– Нет, никакого. – Я расстроился. – Но я могу сыграть с вами в теннис.

– Не пойдет. Мне нужна помощь альпиниста.

– Хотите, я попрошу Дениса?

– А Денис еще и альпинист?

– Денис умеет все.

Кажется, этот Денис – настоящий супергерой марвеловских комиксов.

– А на него можно положиться? Он не выронит веревку, на которой я буду висеть?

– Я на него полагаюсь. И уверена, что не выронит. Запишите его телефон.

Даже ни о чем не спросила. Я отмел досаду и зависть: сейчас не место и не время для ревности, мне нужен партнер, а не соперник. Я хотел сказать, как ценю ее помощь, но постеснялся, что это прозвучит высокопарно. Ограничился скупым «спасибо».

С Денисом мы договорились встретиться на месте в половине шестого утра, перед рассветом.

Я спустился в подвал и стал складывать в сумку двадцатифутовую крученую веревку, скальные туфли, каску, стопперы разных размеров, молоток, страховочные системы, дейзи чейн, карабины, жумары, шлем, очки. У Дениса было свое оборудование. Он даже не спросил, зачем мы туда собираемся. Да, сдержанности этой пары можно было только позавидовать. Если они такие же в постели, наверняка никогда не мешают соседям.

Рассвет следующего утра я встретил в пути. «Рендж Ровер» Дениса следовал за моей «Теслой» вдоль плотной живой изгороди. Обитатели благополучных белых домиков под терракотовой черепицей еще спали. Прохладный ветерок дул в раскрытые окна. «Питер-турбо» прошуршал по спящему Ла-Каньяда-Флинтридж и въехал в горы. Мы припарковались на том самом повороте горной дороги, где пару недель назад я оставил газырь. Вышли из машин. Было свежо, солнце над противоположным склоном еще не взошло. Я вытащил термос, разлил по пластиковым стаканам горячий горький кофе. Кивнул на пропасть:

– Я только хочу спуститься до дна ущелья и подняться обратно.

Он не ответил. У меня родилась надежда, что рано или поздно Екатерине станет скучно с этим молчуном.

Так же молча мы переобулись, вытащили оборудование. Я влез в сбрую. У меня она состояла из полной страховочной системы: грудная обвязка – широкий ремень на грудь с двумя бретельками плюс беседка – пояс с ножными обхватами. Все для надежности было соединено блокировками. На голову нацепил каску.