Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

— Вполне, — с готовностью откликнулся полковник, старательно не понимая намека. Он подождал, пока Марков устроится на стуле, и продолжил серию вопросов: — Что ж, партийные секреты — святое. Но организационные теперь уже не под тремя крестами. Когда было решено провести совещание именно в воскресенье и именно в это время?

— Это так важно?

— Для нас сейчас важно все.

— Я решил провести совещание в начале недели, а оповестил о сроке всех заинтересованных лиц начальник моей канцелярии в четверг. Да, в четверг.

— Кто, помимо заинтересованных лиц и начальника канцелярии, был в курсе?

— Ну не знаю. Спросите об этом начальника канцелярии.

— Его уже спрашивают. Вы говорили о срочности и конфиденциальности совещания. Кто знал, хотя бы приблизительно, о возможном содержании этого важного разговора?

Вождь начал потихоньку негодовать. Его сложенные в кулачок пальцы костяшками отбили по дереву стола нечто в ритме клича «Спартак — чемпион!». Отбив положенное, кулачок распахнулся и ладонью с окончательным хлопком опустился на столешницу, предвещая серьезный монолог.

— Я, полковник, в недоумении, если не сказать больше. По-моему, вам интереснее заниматься делами нашей партии, нежели прямыми своими обязанностями. Произошло нечто страшное: меня пытались убить. Убить, вы понимаете это?!

Темпераментную речь вождя прервал стук в дверь, которая тотчас открылась без приглашения. На пороге стоял молодой человек в легкомысленном прикиде.

— Что у тебя, Нефедов? — быстро, так, чтобы сразу к делу, спросил Махов.

— Не у меня, у баллистиков. Начерно просчитали. Крыша дома по траектории вроде бы и подходит, но выстрелить с нее чрезвычайно сложно. Они предполагают, что точка — скорее всего, кабина башенного крана на стройке. Полный комфорт и безопасность. Они сейчас там. Вы сами посмотрите, товарищ полковник?

— Да. — Махов поднялся из-за стола. — Ты иди, Игорек, я тебя догоню. — Дождался, пока исчез Нефедов, и обратился к сидевшему Маркову: — Да, вас пытались убить, Игорь Тимофеевич. А вашего охранника Слепцова Алексея убили. Вы хотя бы помните об этом?

Подбросило и Маркова. Смотрели друг другу в глаза.

— Я вам сильно не нравлюсь, полковник, не правда ли?

— Не нравитесь, генерал-лейтенант в отставке.

— И это, как я понимаю, связано с моей работой в КГБ?

— Не с работой, а с демонстративным отказом от работы. Вы со своим коллегой Калугиным отмежевались от своего клана в дни его беды.

— Попрошу не сравнивать меня с Калугиным!

— Вы, конечно, не преступили грань, подобно Калугину. Но я до сих пор не могу понять: хорошо это или плохо.

— Для кого или чего?

— Для страны, для моей страны, Егор Тимофеевич.

Вождь его уже не интересовал. Махов миновал обширный предбанник, где толпились заинтересованные лица, сотрудники и обслуга, и вышел вон. Притихшие было клевреты опять загалдели. Базар прекратил Чернавин:

— Ша, соратники! Сусанна, мы с тобой к Егору.

Марков уже сидел за письменным столом, обхватив голову ладонями. Думал думу. Чернавин тихо подошел, положил руку на плечо страдальца.

— Как ты себя чувствуешь, Егор?

— А? — встрепенулся Марков и с облегчением: — Это ты, Валерий. Все, все в порядке. Меня беспокоит сейчас только одно: почему на ответственных государственных постах оказываются наглые и бессердечные выродки вроде этого полковника?

— Он вас обидел! — вознегодовала Сусанна.

— Разве я тот человек, которого можно безнаказанно обидеть?

Чернавин менее всех из этой троицы был подвержен эмоциям:

— Егор, через пять-десять минут здесь будет пресса во всех ее видах.

— Откуда они узнали? — быстро спросил Марков.

— Утечка информации, — с улыбкой ответил Чернавин и через паузу добавил: — Устроенная твоим покорным слугой.

— Считаешь, следует прямо сейчас?

— Обязательно, Егор. Надо только хорошенько подумать, стоит ли тебе являться пред их светлые очи.

— Ты уже явно подумал. И как считаешь?

— Целехоньким и здоровеньким им показывать тебя не следует.

— Другим быть не могу, — злобно заметил Марков и, вдруг остыв, добавил с ухмылкой: — Если ты меня для пользы дела сейчас не искалечишь.

— Стресс. Тяжелейшее нервное потрясение. А тут еще бесцеремонный и грубый милиционер с бестактными вопросами. Несмотря на все это, ты был готов встретиться с представителями средств массовой информации, но мы, соратники, не позволили тебе подниматься до приезда твоего лечащего врача. Об этом с присущей ей эмоциональностью поведает прессе наша Сусанна. Ты готова, Сусанна?

— Уж я им скажу, я им такое скажу! — темпераментно пообещала она.

— Ну а дальше? — потребовал ответа Марков.

— Потом выступлю я. Кратко изложу, что и как произошло, и отвечу на вопросы. Для начала вполне достаточно. А завтра сделаем официальное заявление. Лады?

— Действуй, — благословил писателя вождь.

…Баллистик ждал их у кабины левого крана. Сказал, погладив скользкую дверцу:

— Вот отсюда и стреляли.

— Уверенность? — начальственно полюбопытствовал Махов.

— Девяностопятипроцентная, — заверил баллистик.

— А пять процентов куда? — заинтересовался Игорь Нефедов.

— Может, уже бесшумный вертолет изобрели, кто его знает. Тогда с него. — Баллистик распахнул дверцу. — Поехали.

Кабина под умелым руководством баллистика заскользила вверх. Открывалась Москва. Баллистик остановил кабину точно на той высоте, с которой стреляла Эва.

— А повыше можно? — робко попросил Махов.

— Можно, но не нужно, — строго заметил баллистик. — Стреляли именно с этой точки. Подгадали, чтобы наша первая проверка по траектории показала на крышу дома. Выигрывали время. Правда, в любом случае его у них было предостаточно.

— Да я не о том, Веня! Я Москву хочу увидеть!

Приказ командира — закон. Кабина добралась до стрелы крана. Город из сказки. Кремль, купола возрожденных храмов, белоснежные на солнце высотки, неширокий поясок бликующей Москвы-реки… И в дымке — бесконечность неохватная великого града.

— В волшебном городе живем, пацаны! — порадовался Махов, а потом как ответственный начальник посуровел: — Возвращаемся на точку.

Баллистик Веня вытащил из своего чемоданчика некое оптическое сооружение. Прицелился и удивился:

— А народу, народу-то!

— Какой еще народ? — себе под нос спросил Махов и, забрав прибор у Вени, приник к прицелу. Шустрый народец с телекамерами, фотоаппаратами, микрофонами сгрудился у крыльца, на котором с достоинством царили писатель Чернавин, белоглазый певец и неистовая Сусанна. Махов оценил представление по достоинству: — Ну, ловкачи, ну, шустряки! По всем каналам отстучать успели!

— Грех такое упустить, — дополнил Нефедов. — Парнишке пуля в голову, а им — реклама.