Александр Чумаков - Точка зрения следователя

В этот же день в витрине магазина я увидел медвежье мясо. Именно медвежье красное мясо. Не шучу. Больше в избе, именуемой магазином, ничего не было. Только яблочный сок, печенье и медвежье, мать его, мясо.

В силу объективных причин, не установив место пребывания моего подследственного, я вернулся в номер. Помните, мультик о том, как мама пришла с работы и спрашивала у сына: «Может, к нам приходил бегемот? Может, был на квартиру налёт? Может быть, дом не наш? Наш. Может, не наш этаж? Наш. Просто приходил Серёжка, поиграли мы немножко».

В этом же мультике художники-мультипликаторы и нарисовали квартиру, как они себе её представляли после посещения бегемота.

В принципе всё верно, но если к этой картинке присовокупить поломанные столы, перевёрнутые кровати, осколки бутылок и двух мужиков в тельняшках, то выглядело всё примерно так.

Мужики в тельняшках были совершенно посторонними, незнакомыми и ничего сказать о себе или представиться не могли, потому что реально были без сознания.

Ни один из них не являлся моим напарником. В номере его просто не было. Загадочный северный край продолжал удивлять. Если бы я был писателем, непременно издал бы книгу своих воспоминаний о нём. А так, читайте урывками. Яркими там являлись все события. Но это только с точки зрения граждан южной части СССР. Для местных это образ жизни.

В те времена я был не особенно философом, а здоровья было гораздо больше, поэтому я выволок матросов в холл и пристегнул обоих одним наручником к лестничному маршу, пропустив наручник между прутьями лестницы. После этого спустился вниз и с телефона администратора вызвал милицию.

Мог бы из номера вызвать, но от телефона остался только шнур и раздавленный прозрачный диск номеронабирателя.

Пропал напарник, пропал его пистолет, пропало всё. Поднялся наверх ожидать группу.

Точно помню, что наш номер был на четвёртом этаже, потому что на пятом жила какая-то сборная школьников севера по лыжному спорту. Они не могли попасть на соревнования, потому что лифта в пятиэтажке не было, а на четвёртом этаже, прислонившись спинами к лестничным перилам, сидели два жлоба в тельняшках, матюгались и пытались оторвать наручники. Дети тупо боялись мимо них идти.

Я прижал таёжных матросов к лестнице, давая пройти детям с лыжами, и начал допрос.

— Где, сука, Серёжа? — Это был общий разминочный вопрос.

— Какой Срёжа? — Это был общий и искренний ответ.

Допрос окончился. Приехала группа. Составили протокол осмотра номера. Где-то в куче мусора нашли пистолет, который я сразу сунул себе за ремень. Мой был при мне в наплечной кобуре. Милиция забрала матросов и уехала искать Серёжу. Я попытался починить телефон, стол, восстановить кровати. Что-то получилось, что-то нет. Телефон точно нет, потому что за него при выезде я заплатил полную стоимость. А пока я стоял у окна, смотрел в него и думал. Думать было о чём. Много командировок я прошёл, но эта явно выбивалась динамикой и непредсказуемостью.

Было 10 ноября. Дату помню очень хорошо, потому что этот день ещё не окончился, а вечер не наступил. И вечер этот был не простого дня, а дня Советской милиции. Местными коллегами был заказан единственный в городе ресторан, который располагался на первом этаже здания, где я стоял и думал. Поскольку утром в милиции все узнали, что я следователь из далёкого Харькова, то я был в числе приглашённых, а пока… в туалете раздался шум.

Уточню, что жили мы в обычном типовом гостиничном номере. От входной двери прямо, мимо короткого коридорчика дверь в комнату с одним окном. В самом коридорчике слева дверь в совмещённый туалет с ванной. В него никто не входил, в осмотре эта часть помещения не участвовала. Я открыл дверь.

Прямо напротив в своей красной водолазке на унитазе сидел напарник Серёжа.

Серёжа начал просыпаться: взгляд стеклянный, слюни, мычание. Длинный душевой шланг дал возможность лить воду прямо на голову сидящего на унитазе оперативного работника. Много воды. По-северному ледяной. Когда мычание переросло в членораздельное «абырвалг», я перетащил мокрую тушу на кровать и пристегнул наручником к проходящей в изголовье двухдюймовой трубе отопления.

Стало легче. Пистолет у меня, напарник в койке, вечер намечается праздничный. Михаила Людмиловича найдём завтра, водки которая моя нет. С последним понятно.

Мычание усилилось, напарник задёргал пристёгнутой рукой. Труба отопления была практически раскалённой. Топили на севере по-советски. Понятно, что Сергею неудобно и жарко. Гуманно достал вторую пару наручников и перестегнул его, примкнув наручники к наручникам, к его руке и к батарее.

Пришло время идти на милицейский праздник. Взгляд напарника имитировал вменяемость. Стал проситься со мною. Ответив решительное нет, я спустился в зал ресторана.

Обычная ментовская пьянка, соединённая с торжественной и официальной частью, и оттого немного интеллигентная, проходила, как обычно, по всему союзу.

Ресторан закрыли — гуляют менты. Сквозь музыку слышны настойчивые, но робкие стуки в огромные стёкла, завешенные пошлыми темно-красными шторами. Это изнывающее местное население, лишённое допуска в единственное место в городе, где продавали алкоголь, проклинало не милицию, как обычно, а конкретно День милиции, в который ресторан был закрыт.

Один стук выделялся из общей массы, потому что был настойчивее других и повторялся в разных частях окна. Ошибиться в том, что это стучал один и тот же человек, было невозможно, потому что стук был требовательный, звучал как три точки— три тире — три точки и с каждым разом громче.

Кто-то из ментов отодвинул штору и на фоне белоснежного покрова нарисовалась фигура в красной водолазке, обхватившая себя за туловище руками, подпрыгивающая и дающая понять, что она обязательно должна быть на этом празднике жизни.

Милиционеру, отодвинувшему штору, задёрнуть её перед ним сразу не дал тот факт, что на запястье правой руки болтались наручники. Фигуру пустили внутрь. Красная водолазка превратилась в красивый блестящий скафандр. Штаны тоже обледенели, но были изломаны на коленях и смотрелись не так сказочно.

Сообразительный напарник наручники просто перекрутил и отломал. Мне нужно было догадаться, что иначе быть не могло, так как на три этажа вниз под ним проходила пьянка. А мог бы себе руку отгрызть.

Стакан или три водки снивелировали мокрую одежду, и коллегу отвели в номер спать.

На утро, плюнув на Михаила Людмиловича, уголовный розыск, стреляющий по медведям гостеприимный северный край и продающуюся в магазинах медвежатину, я свернул командировку.

Растёртый снегом и полутрезвый напарник был благополучно доставлен в Харьков.