Александр Чумаков - Точка зрения следователя

Отписавшись рапортом о невозможности допроса и доставки ни о чём не подозревающего Михаила Людмиловича, я приступил к своим повседневным обязанностям.

Напарник Серёжа получил реальное повышение, соответствующее его навыкам. Его назначили начальником районного вытрезвителя. И это не шутка. На этом мои командировки по просторам СССР закончились.

Великая была страна!

СССР ещё дышал. Уже через раз, но нам этого дыхания хватало. Командировочные выплачивали, зарплату давали регулярно. События развивались лавинообразно, а до ГКЧП оставалось четыре месяца.

УПК никто не отменял, и римский принцип сбора доказательств имел место быть. Нынче это географически дико звучит для молодёжной сборной, именуемой по ошибке полицией, но тогда следствие велось по месту совершения последнего преступления. По всему СССР. Реально бескрайнему.

Украл, скажем, гастролёр в Саратове видеомагнитофон, продал его в Сочи, на вырученные деньги полетел катать в карты в Нарьян-Мар, украл там ещё чего и уехал в Харьков к марухе.

В Харькове пырнул ножиком предыдущего её ухажёра и попался. А следаку собирать все этапы большого пути этого фармазона по всему Союзу.

Всё это было в порядке вещей, и «Отдельные поручения» порхали по СССР. В некоторых случаях приходилось лично выезжать для проведения следственных действий в разные тьмутаракани, и тогда родной Харьков казался центром мироздания и культуры.

В последний год существования Союза народ сошёл с ума. Никто ничего не понял, но зачатки капитализма набирали обороты. Появилась Турция, Польша, свитера, джинсы, видеомагнитофоны, иномарки и в прямой к ним пропорции — бандиты.

Кавказ, как обычно, был впереди планеты всей. Карабахский конфликт и Спитакское землетрясение катализировало выброс части криминализирующих армян на европейскую территорию СССР. Харьков — по пути. Два пацана заехали в несколько квартир в Киевском районе, прибарахлились и попались, как обычно, во время расслабления с начинающими проститутками.

По сути, квартирные кражи к разряду особо сложных дел не относились. Допрос, выводка, экспертиза, обыск, арест на имущество — и в суд. Собственно, и в этом случае ничего особенного, за исключением двух последних пунктов. Обыск, как и арест на имущество нужно было проводить по месту их жительства.

В командировку со мной должен был ехать опер. Поднимаюсь к ним на третий этаж. Начальник розыска впопыхах отдал самого нужного. Забегая вперёд, скажу, что это вообще самый весёлый милиционер тогдашнего СССР и впоследствии — ого-го! — какой начальник. Но тогда он был всего лишь инспектором отдела по делам несовершеннолетних. Или (если он это прочтёт) начальник. Да, точно начальник.

Так вот, надо ехать. Из Харькова есть прямой рейс в Ереван, но билетов нет. Не то, чтобы на ближайшую дату, а вообще нет. Самолёты летают полные, но билеты на них формируются и реализуются где-то внутри армянской диаспоры, и посторонним туда не проникнуть. Ментам в том числе.

Линейное отделение на транспорте устроило нас прямо в кабину к пилотам ТУ-134. В кабине слева багажный отсек, справа — приставное сиденье штурмана, впереди — два кресла пилотов. Где-то ещё должна быть стюардесса, но я не помню.

Поскольку в Армении во всю шла репетиция гражданской войны, мы взяли с собою по табельному пистолету. В кабине сдали их командиру корабля. Он положил их в багажный отсек в какую-то сумку с бортовой аптечкой. Нас посадили тут же. Пока взлетали, мы вытащили пистолеты из сумки и сунули за пояс.

Формальности выполнены, взлетели. Штурману скучно, он рассказывает нам о том, какой прекрасный город Камо, куда мы должны приехать. Говорит, там есть Озеро Севан, а в нём рыба очень вкусная, Сиг называется. Вы её обязательно попробуйте.

В общем, всю дорогу удивлял нас рассказами об армяском гостеприимстве. Из аэропорта на раздолбанном ПАЗике мимо озера Севан, прямо в Камо. Вышли.

Это сейчас, чтобы на войну попасть, нужно от Харькова на 130 км отъехать. А тогда это всё дико было. Вообще дико. СССР же был. Республики, блядь, братские. Стоим, а мимо нас на КРАЗе везут обломки вертолёта. Медленно так везут. Вроде похоронной процессии. Следом идёт толпа граждан с двустволками, автоматами, вилами, граблями и прочим инвентарём, необходимым в региональных конфликтах. Машины, преимущественно «Нивы», все до одной выкрашены камуфляжной краской. Пятнистые то бишь. «Шестёрки» тоже размалёваны по-военному. Волги чёрные, без всяких воинственных граффити.

Мы себя по пистолетам лапнули и в горотдел зашагали. Отдаю должное, дома все частные. И все красивые или сгоревшие. Горотдел из розового туфа. Зашли к начальнику милиции, показали документы, на которые он глянул только мельком: «Э, слушай, зачем ты мне эти бумажки показываешь, я вам что, не верю?» Спросил, как долетели. Ответили, что здорово, и рассказали про штурмана и рыбу Сиг. Начальник посмеялся. Тут же выпили и закусили.

Образ собирателя кавказских былин Шурика замаячил между шкафом и столом начальника. Особо долго не пили. Не позже, чем через час к нам приставили начальника следствия и замначальника уголовного розыска. На подхвате был водитель дежурной части. Он же её начальник и вообще самый главный в милиции Камо, поскольку все вопросы замыкались на нём. Эдакий милиционер Грищенко из «Зеленого фургона», только гостеприимнее и с неисчерпаемыми полномочиями.

Немного позже я узнал, что Камо — город ресторанов. А в первый день мы обошли только три… или пять. Провал в памяти оправдан. У людей война, и они наперебой рассказывают о своих подвигах. Тот же вертолёт сбили со стороны Азербайджана какой-то противопогодной ракетой, а они его отбили, поубивали тех, кто его сбил, и теперь возят по городу в агитационных целях.

От дикости и сумбурности происходящего пить мы не переставали. В гостинице было полно беженцев. Плач был с армянским акцентом. Иначе говоря, по всей гостинице стоял вой. На все лады. Исключительно женский.

С учётом весёлого характера моего напарника и склонностью к веселью с моей стороны ночь у нас прошла в идиотском смехе в подушку.

В шесть утра раздался стук в фанерную дверь. Настойчивый. Напарник с пистолетом за выступом притаился. Я с пистолетом за спиной открываю дверь.

На пороге худой босой армянин за два метра ростом. Высоты ему добавляли солдатские хлопчатобумажные брюки, заканчивающиеся зелеными тесёмками немногим ниже колен, и застиранная солдатская майка из такой же ткани.

Возле правой ноги стоял бумажный мешок, в которых пакуют цемент. Мешок был полон чего-то. «Сиг», — сказал полувоенный армянин и исчез. Я затащил мешок в комнату. Начальник горотдела оказался человеком слова, хотя никакого слова он нам не давал. Несколько дней вычеркнуты из памяти. В обрывках лаваш, шашлык-машлык, водка-вино. Очнулись: