Юлия Терехова - Хроника смертельной весны [СИ]

— Ах, как хорошо! — воскликнула Валентина. — Передай ей привет.

— Непременно. Но она не одна.

— Не одна? — Валентина, казалось, была озадачена. — А с кем?

— С дочерью. И это дочь Антона, — выпалила Анна, не отрывая взгляда от внезапно побледневшего лица Лизы.

— Анечка, я тебя… я тебя… не расслышала, — Валентина стала запинаться, словно ей было трудно говорить.

— У Антона есть дочь. Ей одиннадцать и ее зовут Тон и, — отчеканила Анна.

— О господи, — Валентина замолчала на несколько секунд. — Анечка, а ты уверена… — она не закончила фразу.

— Она очень похожа на Антона, — в горле у Анны вдруг пересохло. — Она так на него похожа…

— О господи, — повторила Валентина, а потом крикнула куда-то в сторону. — Альберт, иди сюда скорее! Иди сюда, говорю, брось ты этот дурацкий планшет! Анечка, я прилечу… мы прилетим в Париж при первой же возможности! Пожалуйста, скажи Лизе… Скажи Лизе…

— Я скажу, — успокаивающе пообещала Анна. — Я скажу, что вы рады.

— Я не рада, — тут Валентина разрыдалась. — Я так счастлива!

Хотела бы Анна сказать то же о себе. Конечно, появление Тони в жизни родителей Антона придаст смысл их грустному существованию. Но и станет горьким упреком ей, Анне, ее откровенному эгоизму и ненасытной жажде славы… Но с этим ей теперь придется жить.

Мужчина, прогуливавшийся по другой стороне улицы, внимательно следил за двумя женщинами и, особенно, за одной из них. После того, как прима поднялась и, прощаясь, протянула руку своей собеседнице, он не спеша вынул из кармана смартфон.

— Она до смерти перепугалась, — удовлетворенно сообщил он. — Отправила номер в черный список. Думаю, пора нанести ей визит. А за ее подружкой я отправлю un fileur [73] Шпик, осуществляющий «наружку», слежку (фр) .

— И что у вас здесь случилось? — Виктор с любопытством огляделся. Ему по долгу службы приходилось бывать в богатых домах, но здесь был случай особый. Особняк принадлежал чиновнику федерального уровня — Вадиму Грушину, который являлся, по мнению многих, беззастенчивым вором. Хотя — кого сегодня этим удивишь? Но Грушин имел неосторожность несколько лет назад жениться на Мане Топильской — чем переплюнул даже самых потасканных селадонов. Девятнадцатилетняя блондинка, пропитанная силиконом, словно бисквитный торт — ромом, называла себя то певицей, то телеведущей, то светской львицей. Желтая пресса дружно возвела ее на престол самой сексуальной женщины страны. Вскоре, на одной из вечеринок, куда ее пригласили развлекать немолодых политиков и бизнесменов, она и познакомилась с Грушиным. Весь московский бомонд с восторгом наблюдал за их романом, ехидно комментируя Манины выходки и сплавившиеся мозги ее ухажера. Но, видимо, в постели Маня умела нечто такое, чего никто не умел, и гормональная буря накрыла высокопоставленного донжуана с головой, оторвав от семьи и реальности.

А вот и она — кукла с губами-пельменями и грудью, более похожей на два баскетбольных мяча, заблудившиеся под ярко-розовым джемпером. Крутую «бразильскую» попку обтягивала гипюровая набедренная повязка, предположительно — юбка. Комичную картину завершали розовые пушистые тапки с ушками.

— Майор Глинский, отдел убийств, — представился он, с трудом оторвав взгляд от ее агрессивного бюста.

— Мария Павловна, — величественно кивнула Маня. — Грушина, — еще более важно добавила она после секундного колебания.

— Товарищ майор, — появился сержант из местных. — Это в спальне, пойдемте, я покажу.

— Вы позволите? — Виктор неловко постарался обойти Маню, не задев. Она чуть посторонилась: — Может, мне разрешат взглянуть, как рушат стены в моем доме?

— Думаю, вам лучше оставаться здесь. Мы как-нибудь сами справимся. Сержант провел Виктора в спальню особняка — на второй этаж. Уже на мраморной лестнице с золочеными перилами майор почувствовал омерзительный запах тухлятины. Он достал носовой платок и прикрыл нос и рот. На площадке второго этажа их поджидал судмедэксперт со спецоборудованием — назальными тампонами. — Без этого никак, — констатировал он. — Смрад невыносимый. Зрелище, впрочем, еще хуже. Трупы пролежали за стеной не менее двух лет. Точнее скажу после вскрытия.

— Угу, — пробурчал майор и инстинктивно задержал дыхание, прежде чем открыть дверь в спальню.

Трупное зловоние обрушилось на него, несмотря на затычки в носу. Оно мгновенно проникло, как показалось Виктору, в каждую складку одежды, в каждую клеточку его тела. Еще мгновение и его вывернет — будет неловко перед криминалистами и судмедэкспертом.

— Докладывайте, — приказал Виктор сержанту. Тот, сглатывая подкатывающую к горлу тошноту, рублеными фразами стал рассказывать:

— Нас вызвали три часа назад. Хозяйка визжала, что у нее трубу прорвало. Дежурный ее послать хотел, но потом она заорала, что жена самого Грушина. Отправили наряд, нас, то есть. Мы уже вам, на Петровку позвонили.

— Поподробнее, — потребовал Глинский.

— Трубу и впрямь прорвало. Но когда мы сюда зашли, сразу стало понятно — жуть какая-то. Воняло мертвечиной, и явно отсюда, — сержант указал на развороченную стену — на внешней стороне виднелись следы венецианской штукатурки чудесного серо-персикового оттенка. Огромное зеркало, в зеркальной же раме, прислонили к противоположной стене. Роскошная обстановка, норковое покрывало на кровати, дубовый паркет — все было покрыто рыжей кирпичной пылью…

— Короче, стену мы вскрыли. А там… Взгляните сами.

Виктор, превозмогая себя, заглянул в проем. — Ни х… себе.

— Вот и мы так подумали, — сержант закивал. — Мы тела не трогали, вдруг там следы сохранились.

— Благодарю, — выдавил Виктор. — Вы свободны.

Сержант, не без облегчения, козырнул и мгновенно испарился — словно его и не было. Глинский же продолжал рассматривать два несчастных тела, застывших в последнем объятии — истлевшие лоскуты плоти, свисающие с костей, выеденные червями глаза, спутанные волосы, схожие с паутиной… Голова одного из трупов лежала на груди другого — но казалось, чуть тронь ее и она отвалится. Что же здесь произошло? Какая злобная сила так поступила с этими людьми — ведь судя по их позами, замуровали бедняг в этом склепе живыми?

— Как давно вы сюда въехали? — Глинский, наконец, ретировался со второго этажа и теперь устроился на бежевом кожаном диване в элегантной гостиной. Маня соизволила собственноручно принести поднос с лиможским фарфором — она по-светски поила его кофе. Вся важность слетела с нее, будто пыль с полки, согнанная лохматой метелкой. Она оказалась улыбчивой и доброжелательной, несмотря на ужас, творящийся в ее доме.