Нельсон Демилль - Во всем виновата книга. Рассказы о книжных тайнах и преступлениях, связанных с книгами

Мистер Бергер устроился в кресле и раскрыл «Анну Каренину». Это было клубное издание с ограниченным тиражом, Кембридж, 1951 год, подписанное Барнеттом Фридманом, которое мистер Бергер приобрел на благотворительном базаре в Глостере за такую смехотворно низкую цену, что ему пришлось позже внести щедрое пожертвование, чтобы успокоить свою совесть. Он торопливо пролистал страницы, пока не добрался до тридцать первой главы, начинавшейся со слов «Раздался звонок…». С этого места он продолжал читать хотя и быстро, но внимательно, проследовав вместе с Анной мимо Петра в его ливрее и штиблетах, мимо наглого кондуктора и уродливой дамы, мимо испачканного безобразного мужика, и наконец добрался до нужного эпизода:

«Она хотела упасть под поравнявшийся с ней серединою первый вагон. Но красный мешочек, который она стала снимать с руки, задержал ее, и было уже поздно: середина миновала ее. Надо было ждать следующего вагона. Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь, готовилась войти в воду, охватило ее, и она перекрестилась. Привычный жест крестного знамения вызвал в душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался, и жизнь предстала ей на мгновение со всеми ее светлыми прошедшими радостями. Но она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона. И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена. И в то же мгновение она ужаснулась тому, что делала. „Где я? Что я делаю? Зачем?“ Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. „Господи, прости мне все!“ – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы. Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».

Мистер Бергер дважды прочитал эти строки, а затем откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Все совпадало вплоть до таких деталей, как красный мешочек, который, подобно Анне, отшвырнула в сторону женщина перед гибелью. Движения ее тоже были чрезвычайно похожи: она вжала голову в плечи и протянула руки, словно ее ждала крестная му́ка, а не мгновенная смерть под чугунными колесами. Даже сам мистер Бергер невольно выражал свои воспоминания о происшествии совершенно теми же словами.

– Боже мой, – прошептал он, обращаясь к почтительно слушавшим его книгам, – вероятно, инспектор прав, и я в самом деле слишком много времени проводил в компании одних лишь романов.

Какое еще можно придумать оправдание человеку, вообразившему, что увидел кульминационную сцену из «Анны Карениной», заново разыгранную на железнодорожной линии Эксетер – Плимут?

Мистер Бергер положил книгу на подлокотник кресла и направился в кухню. В какой-то момент он почувствовал мимолетное желание снова выпить бренди, но, припомнив последствия прошлого опыта, отдал предпочтение привычному чаю. Он сидел за кухонным столом и пил одну чашку за другой, пока не осушил целый чайник. Мистер Бергер не решался вернуться к чтению и не пытался отвлечься кроссвордом в «Таймс», что так и остался с утра неразгаданным. Просто смотрел на облака и слушал пение птиц, раздумывая о том, не сходит ли он понемногу с ума.

В тот день мистер Бергер больше ничего не прочел и два просмотра тридцать первой главы «Анны Карениной» стали единственным его соприкосновением с миром литературы. Он не мог припомнить день, когда читал меньше. Он жил ради книг. Они поглощали все его свободное время, начиная с раннего детства, когда он открыл для себя, что может взяться за книгу без помощи матери, обыкновенно читавшей ему вслух. Он помнил первые попытки одолеть рассказы Уильяма Эрла Джонса о Бигглзе, помнил, как спотыкался на длинных словах и разбивал их на слоги, чтобы из одного трудного слова получились два более легких. С тех пор книги стали его неразлучными друзьями. Бергер жертвовал ради них даже дружбой – ему не раз случалось скрываться от приятелей после школы; не отвечать на их стук в дверь, когда дома, кроме него, никого не было; выбирать окольную дорогу домой и не подходить к окнам, чтобы никакие футбольные баталии, никакие экспедиции в соседские сады не помешали дочитать очередную захватывающую историю.

В определенном смысле книги отчасти были виновны и в роковой нерешительности его ухаживаний за девушкой из бухгалтерии. Видимо, она все же иногда читала – мистер Бергер видел у нее в руках роман Джорджетт Хейер и еще какую-то невзрачную книгу из двухпенсовой библиотеки, – но чтение определенно не было ее страстью. А вдруг она потребовала бы, чтобы мистер Бергер смотрел вместе с ней спектакли или балеты или же сопровождал ее в модные магазины – по той простой причине, что у них «должны быть общие интересы»? В конце концов разве не так поступают все молодые пары? Но чтение книг – это занятие, требующее уединения. О да, можно читать и в комнате, где находится твоя жена, или даже лежа рядом с ней в постели перед сном, но это предполагает полное согласие между супругами, если хотите – родство душ. Было бы настоящим бедствием связать свою жизнь с женщиной, которая, пробежав глазами две-три страницы, начинает напевать, или постукивать пальцами по столу, привлекая к себе внимание, или – боже упаси вас от этого! – возиться с настройкой радио. Затем она начнет высказывать свое мнение относительно книги в ваших руках, и с этой минуты мир и спокойствие будут утрачены навсегда.

Однако сейчас, сидя в кухне дома своей покойной матери, мистер Бергер внезапно осознал, что никогда и не стремился выяснить мнение девушки из бухгалтерии по поводу книги или того же балета. В глубине души он не решался изменить свою упорядоченную жизнь, в которой редко принимал более сложные решения, чем выбор следующей книги. Он жил сам по себе, отгородившись от окружающего мира, и вот теперь расплачивается за это безумием.

В последующие дни мистер Бергер обходился исключительно газетными и журнальными статьями о совершенствовании характера. Он почти убедил себя в том, что все увиденное им на путях Юго-Западной железной дороги было не более чем психической аномалией, своего рода отсроченной реакцией на чрезвычайно огорчившую его смерть матери. Когда ему случалось бывать по делам в городе, он нередко становился объектом специфического внимания и ловил на себе чужие взгляды, брошенные исподтишка или откровенно бестактные. Но этого и следовало ожидать. Мистер Бергер надеялся, что память горожан о безуспешных поисках полиции в конечном счете потускнеет и сотрется. У него не было ни малейшего желания закрепить за собой репутацию местного чудака.