Тери Холбрук - Смерть под Рождество

— Боюсь, мисс Пейн, что вы не совсем правильно понимаете задачи художника. К тому же я не создавал это стекло, а всего лишь реставрировал. Хотя мне бы очень не хотелось, чтобы вы недооценили усилия и мастерство, которое для этого потребовались. Впрочем, все в порядке. Я здесь. И буду находиться здесь в течение тридцати минут. Эти полчаса, уважаемые дамы, я весь в вашем распоряжении.

Не оглядываясь, он сделал пять шагов назад, сосчитав их про себя, и сел на кафельную ступеньку, что отделяла алтарь от остального помещения.

Одна из женщин сменила позу, и негромкий, но интенсивный разговор в ряду продолжился. Слышны были только голоса матери и дочери Айвори, одна красивее другой. Своим тихим воркованием они заполняли церковь, будто соревновались друг с другом в умении произносить полушепотом длинные замысловатые фразы. Тимбрук откинул голову на перила алтаря. Он знал мужчин в Фезербридже — а таких было немало, — которые многое бы отдали хотя бы за шанс побыть наедине с кем-то из этого дуэта. Он посмотрел на две аккуратные белокурые головки. Тщательно причесанные, сзади милые хвостики, соприкасавшиеся, когда в разговоре женщины наклонялись друг к другу. Возможно ли вообще думать о каждой в отдельности? Такая задача казалась немыслимо сложной. Обе они, и Аниза Айвори, и ее дочь Джилл, были похожи на благоухающие парфюмерией цифры восемь, причем эти восьмерки каким-то странным образом были сцеплены друг с другом так, что Тимбрук не мог с уверенностью сказать, где кончается одна и начинается другая. Он прикрыл глаза. «Противные притворщицы, обманщицы — вот они кто». Взрыв общего смеха заставил его открыть глаза. Правильно, к чему соблюдать приличия, когда в курятнике хозяина собрались одни клуши. Тимбрук скосил глаза на болтушек и сделал рукой неопределенное движение.

— Итак, мы ждем только нашего любезного пастыря Карта. Мне хотелось бы знать, мы ждем его из простой вежливости или он нам действительно нужен?

Женщины замерли, ничего не отвечая. Они сидели сейчас, аккуратно скрестив ноги коленками строго на север, касаясь друг друга локтями. «Господи, ну вылитые восковые фигуры!» — подумал Кристиан Тимбрук и перевел взгляд с одной дамы на другую, пока не остановился на последней, той, которую так усиленно избегал. Тут ему пришлось себя поправить. К Лизе Стилвелл слова «восковая фигура» ни в коей мере не подходили. Все что угодно, но только не это.

Прошло еще несколько минут. Вдруг дверь церкви с северной стороны с шумом отворилась и тут же захлопнулась. Женщины как по команде повернули головы. Однако тот, кто сейчас медленно двигался по проходу между скамьями, был отнюдь не священником, хотя Тимбрук и не сомневался, что человек этот в табели о рангах числит себя несколько выше. Редактору местной газеты Оррину Айвори никогда не были чужды заботы церкви, но женщины, разочарованно вздохнув, отвернулись.

«Вот он, местный хранитель демократических устоев и прочей дребедени», — подумал Тимбрук и зачем-то полез в карман пальто. Вынув оттуда шерстяную шапочку, он принялся мять ее в руках.

— Вы должны извинить наших милых дам, Оррин. Они не всегда рассматривают появление мужчин как подарок. Особенно, если их ждет встреча с пастырем Божьим.

— Ну, тогда им придется подождать еще немного. — Айвори прокашлялся. Он сел позади жены с дочерью и широко раскинул руки, на всю ширину скамьи, как бы обнимая их сзади. — Я только что от Карта. Он одевался, или, лучше сказать, переодевался. Дело в том, что преподобный отец вышел на улицу и тут вспомнил об этой встрече. Говорит, что не представляет, как мог забыть о таком важном мероприятии. Он извиняется перед всеми вами за опоздание.

Тимбрук зевнул и посмотрел на часы.

— Двадцать минут прошло.

— Послушайте, Тимбрук, вы здесь не единственный, кто пожертвовал своим временем. — Хелен Пейн теребила дорогую антикварную брошь, которая была у нее в паре с золотым браслетом. — Мне пришлось оставить магазин на Берил-Лемпсон, и я уверена, Оррин тоже беспокоится о делах в газете. Однако находиться здесь для нас важнее. Поэтому, пожалуйста, будьте повежливее.

— Послушайте и вы. — Тимбрук крепко сжал шапочку. — Может, кто-нибудь растолкует мне, что вы ожидаете от меня на этом собрании? Или действе, или таинстве, не знаю, как вы это называете.

— Торжественное открытие. Мы называем это просто торжественным открытием, Кристиан. Сейчас мы собрались, чтобы обсудить подготовку к этому открытию.

Голос Анизы Айвори, как и ее кожа, был пропитан ароматом лимона и, по мнению Тимбрука, был слишком как-то легок и звонок для женщины за сорок. Из-за этого казалось, что в ней нет никакой выемки, куда бы могла поместиться душа мужчины со всеми ее горестями и печалями. Тимбрук наблюдал, как Аниза водила левой рукой по своему плечу. Оррин Айвори поднял руку и осторожно, стараясь не задеть прическу жены, проделал пальцами плавное движение за ворот ее блузки. Аниза сжала руку мужа у своего горла и повернула голову к Тимбруку.

— Полагаю, это звучит для вас не слишком высокопарно?

— Вовсе нет, Аниза. — Тимбрук засмеялся. — Но все же, что вы конкретно от меня-то хотите?

— Я думаю, здесь была бы уместна короткая речь, как вы считаете? — Айвори высвободил свою руку из захвата жены. — Уверен, вам есть что сказать. Например, о красоте витража и его связи с теологией. Вы же весьма образованы во всем, что касается духовного искусства.

— Но, Оррин, ведь будет середина службы. — Хелен Пейн сфокусировала свои зеленые глаза на Тимбруке. — Вряд ли это подходящий момент для лекции художника. Думаю, ему надо сказать что-нибудь о провидении Господнем. Или о надежде. О надежде даже лучше.

— Надежда. — Тимбрук понизил голос. — Странная тема, учитывая все обстоятельства. Вы так не считаете, Хелен?

Солнечные лучи, проникавшие из верхнего ряда окон на хорах, пощекотали Тимбруку затылок и шею и тут же пропали. Он вздрогнул. Это был взрыв голубого, закутанного в серую облачность. При таком освещении камни виднелись четче, а человеческие лица и фигуры на церковных скамьях становились туманными и расплывчатыми. Как всегда, эта дивная трансформация восхитила Тимбрука. Лиза закатала рукава белой блузки, и руки ее в таинственном блеске декабрьского солнца казались вылепленными из белой глины. Тимбрук почти чувствовал на своих пальцах прохладу ее тела, как если бы он сейчас гладил это тело, ваял его.

Внезапно Лиза сделала движение рукой, и это заставило Тимбрука взглянуть ей в лицо. Девушка покраснела, и он понял: Лиза почувствовала его взгляд. Глаза цвета яркою аквамарина вспыхнули и посмотрели на него, бровь характерно выгнулась, повторяя манеру Кристиана. Она не отводила от него взгляд, пока наконец насмешливо не уперла свой язычок изнутри в щеку. Затем отвернулась.