Тери Холбрук - Смерть под Рождество

Ее мать старый дом ненавидела. В птиц, что мирно прохаживались по лужайке перед крыльцом, она неожиданно начинала швырять комья грязи. А то вдруг принималась почти в водевильных красках описывать, что за флора и фауна появились за старой плитой на кухне. Однако подобного рода вспышки гнева у нее были нечастыми. Просто в них выражались постоянные неудовлетворенность и досада, что в общем-то было не столь уж и удивительным для любого, кто вырос в разваливающемся доме, да еще в маленьком городке. Мэдж Стилвелл была известна в Фезербридже как дама веселая, правда, с юмором скорее мужским, чем женским. Это качество матери одновременно и восхищало и смущало ее подрастающую дочь.

— Клянусь тебе, Лиза, моя девочка, — говорила иногда Мэдж, натягивая красный вязаный чепец почти на глаза. — Жизнь здесь, в этой глуши, я больше не вынесу. Когда-нибудь ты вернешься домой, а меня уже здесь нет. Я уеду гулять по Трафальгарской площади, есть жареные каштаны и глазеть на голубей. Вот как я буду проводить время.

И Мэдж начинала ковылять по кухне, демонстрируя, как станет прохаживаться по лондонским улицам. Было очень смешно. Лиза и ее брат Брайан смеялись до упаду.

Лиза слегка приподняла бедра и, коснувшись белой эмали ванной, сразу почувствовала, как ароматная вода перекатилась через живот.

Переезд в новый дом сильно сказался на поведении Мэдж Стилвелл. Оно очень изменилось. Комичная сварливость исчезла, на смену пришло такое, что вначале озадачило, а затем и встревожило ее семью. Например, она могла вытащить из кухонного буфета все банки и коробки и начать швырять их о стену. А то вдруг неожиданно хватала Лизу в охапку и принималась вальсировать с ней вокруг обеденного стола в гостиной. Непонятно, то ли она обожала своих детей, то ли их презирала. То же самое и насчет супруга: она одновременно им восхищалась и избегала его. Наблюдая, как отец все больше и больше замыкается в себе, Лиза пыталась увлечь брата, затащить его в тот узкий уютный мир, который уже давно сама для себя создала. И в конце концов добилась своего: когда год спустя мать все же ушла из дома, Брайану уже было все до лампочки.

Лиза вышла из ванны и начала медленно вытираться. Странно, но год жизни матери в новом доме — ужасный год! — совсем его как-то не запятнал. Это время Лиза очень скоро начала рассматривать, как некую ошибку дьявола. Вроде бы он случайно перепутал их дом с чьим-то другим и не туда послал порезвиться своих подручных демонов. Для изгнания этих подручных дьявола даже не надо было призывать католического священника. Просто семейство Стилвеллов терпеливо переждало некоторое время, так что Лиза потом не могла найти никаких следов пребывания дьявола в их доме.

И когда восемь месяцев спустя к ним пришло сообщение о том, что Мэдж умерла от кровоизлияния в одном из лондонских приютов, Лиза не плакала. Это было шесть лет назад, то есть очень давно.

За эти годы она успела расцвести, и как! Правда, она начала замечать в своем поведении некоторые странности, и иногда на лице брата появлялось такое выражение, с каким он смотрел на мать, когда та швыряла о стенку банки.

Лиза скользнула в тапочки и поглядела в зеркало. Модная прическа, в виде редких локонов, нарочито растрепанных, которую она сделала вчера в Винчестере, была скрыта под шапочкой. И лицо, не обрамленное волосами, вдруг сделалось неприятно широким и одутловатым. Она попыталась разглядеть, что там дальше, какие сюрпризы припасли для нее гены предков, но пока все было скрыто во мраке. Пока Лиза твердо знала только две вещи: ей двадцать два и она хорошенькая.

Лиза взяла коробку с косметикой и начала наносить макияж. Делала она это быстро и умело, то и дело поглядывая в зеркало и оставаясь довольной увиденным. Наконец сорвала шапочку, взбила слегка влажные волосы и ринулась вниз завтракать.

— Что это здесь происходит?

Кэти Пру делала вид, что этот вопрос к ней не относится. Она стояла, уперев ручки в пухленькие бока. Глазки серьезные и внимательные, будто это не она, а ей должны дать объяснения по поводу: а) Почему ее овсянка в гостиной, а не на кухонном столе? и б) Почему она не в миске, а вытекает из тела кукольной балерины, в миске же, вместо этого, баюкается оторванная голова несчастной куклы?

— Я спрашиваю, что здесь происходит?

Гейл медленно оглядела комнату: овсянка — это не единственное, чем занималась здесь Кэти Пру, но доченька выдвинула ее на первый план в надежде, что мамочка выбежит в истерике из комнаты и не заметит остальных художеств. Гейл посмотрела на часы — 9.07. Шесть минут. Она оставила Кэти Пру на шесть минут, чтобы одеться. За это время ребенок успел разбросать по полу все свои игрушки, книга сказок валялась без обложки и первых трех страниц, мотки пряжи были вывалены из корзинки… Гейл обратила внимание на стену. Улыбающаяся рожа. На стене, рядом с камином, Кэти Пру изобразила фломастером изумрудно-зеленую улыбающуюся рожицу с большим носом.

Гейл закусила губу.

— Кэтлин Пруденс, с минуты на минуту сюда должна прийти Лиза, и посмотри, какое безобразие она здесь увидит.

Кэти Пру понурила голову. Переживает. Гейл снова взглянула на улыбающуюся рожицу на стене и вышла из комнаты. Пусть попереживает.

На кухонных часах было уже почти четверть десятого. Лиза опаздывала. Гейл вообще-то не так уж внимательно следила за временем. Но сегодня она решила поработать в библиотеке до пяти часов, и теперь ее план был под угрозой срыва. Она схватила две тряпки, губку, флакон с моющей жидкостью и вернулась в гостиную.

Кэти Пру, похоже, уже не грустила. Сидя на корточках, она внимательно изучала комки овсянки, запутавшиеся в волосах балерины.

— Как плохо! — Кэти Пру показала на куклу. — Кто-то должен вымыть балерине голову.

Гейл опустилась на колени рядом с ребенком и подала ей тряпку.

— Сударыня, не соизволите ли вы помочь мне это убрать? — Она показала на кашу, то там, то здесь прилипшую к полу.

— Конечно, сударыня. — Кэти Пру принялась энергично тереть пол: каша была повсюду.

Гейл снова посмотрела на часы — 9.20. Куда же запропастилась эта Лиза?

«Ой, ведь я опаздываю!» — Лиза оставила свои часы в ванной, но и без них чувствовала, что слишком долго провозилась с купанием, со всеми этими мечтаниями-воспоминаниями и смотрением в зеркало. А ведь Гейл говорила, что сегодня ей особенно важно побольше поработать. Господи, теперь ворчать будет, не оберешься.

Лиза вывела из гаража велосипед, взобралась на него, и он ласково под ней замурлыкал. Шесть минут. Всего каких-то шесть минут надо, чтобы добраться до дома Гейл, зато педали придется крутить по-черному.

По прямой до Гейл было не больше мили, но дорога, ведущая от дома Лизы в восточную часть Фезербриджа, в нескольких местах делала причудливые изгибы. Зачем эти изгибы, Лиза так толком и не могла понять. За исключением небольшой рощицы, что заставляла дорогу выгибаться в виде широкой буквы «U», никаких других географических резонов не было. Но тем не менее дорога отклонялась в сторону полей. В холодные ясные дни — такие, как сегодня, — трава на поле поблескивала инеем. Велосипед обычно доставлял Лизе удовольствие. Но не сегодня. Сейчас она, пряча лицо от холодного ветра, склонилась к рулю и сосредоточенно крутила педали.