Николай Леонов - Буква и цифра [сборник]

Гуров развернул листок и, с трудом разбирая неумелые каракули, попытался прочитать содержимое «официального заявления». Помучившись минут пять, он узнал, что подследственный Николай Семенов сообщал «товарищу следователю» о том, что вчера вечером его подверг несанкционированному допросу некий гражданин, который не представился ему и не сообщил ни своей должности, ни звания. Гражданин, то угрожая создать ему «новые проблемы», то предлагая какую-то помощь «для смягчения наказания», требовал от него, Николая Семенова, дать «нужные» показания в отношении незнакомых ему лиц. Но поскольку лица были ему совершенно незнакомы, то он, Николай Семенов, дать показания отказался. После чего вышепоименованный непредставившийся гражданин ушел ни с чем.

— Вот сволочь! — дочитав «документ», невольно воскликнул Лев.

— А, вот как! — тут же, будто только этого и ждал, подхватил Орлов. — Он, значит, сволочь? А ты, спрашивается, кто? А? Ответь! Или мне еще раз тебе повторить, что проведение допроса подозреваемого должно происходить с соблюдением установленных правил? Или снова сказать, что эти мальчишеские выходки ни к чему хорошему не приведут? Обрадовался, что до сих пор тебе все сходило с рук? А вот и не сошло! Вот и не выгорело! Получай теперь гостинец, радуйся!

— А как эта бумажка вообще у вас оказалась?

— Как? А вот так. Стеклов принес. Скажи спасибо, что мне, а… не другому кому. А то мог бы. Только он, похоже, не из таких, нормальный мужик. Сам мне сказал, что обращается неофициально и давать ход делу не хочет. Мало ли, мол, что при допросах случается. Не выдержишь, вспылишь. Если по каждому такому случаю скандал раздувать, так ни на что другое времени не останется.

— Понял. А что там с допросом? Раз уж этот Стеклов такой нормальный, может, вы ему и насчет Лиманского намекнули? Чтобы, как говорится, лишний раз не беспокоить.

— Ну, ты, Гуров, наглец! Я ему про одно толкую, а он все о своем. Ты заявление внимательно читал? Какой может быть еще допрос? Одного тебе не хватило? Хочешь, чтобы в отношении тебя, и правда, официальную проверку назначили?

— Послушайте, Петр Иванович, — раздраженно заговорил полковник, которому надоело слушать эти необоснованные претензии. — Вы что, серьезно думаете, что все так и было, как написано в этом дурацком заявлении? Что я, вместо того чтобы расследовать дело, только тем и занимаюсь, что под разными предлогами заставляю подследственных давать нужные мне показания? Вы действительно так думаете?

Расходившийся генерал какое-то время молчал, будто соображая, действительно ли он так думает или нет, потом проговорил:

— Что я думаю, Лева, в данном контексте не имеет значения. А важно то, что ты допустил ошибку, и из-за этой ошибки неприятности могут быть не только у тебя. Я считаю, что для переговоров относительно допроса Лиманского время сейчас очень неподходящее.

— Вот как. Что ж, хорошо. Я понял.

— Надеюсь на это.

Возвращаясь обратно в кабинет, Гуров испытывал те же чувства, какие испытывает охотник, получивший несомненное подтверждение, что напал на след.

Фокус с заявлением был явной и неприкрытой подтасовкой, которая лучше всяких словесных предупреждений давала понять, что не следует совать нос куда не надо.

Тем больше у полковника было поводов продолжить начатое.

«Это он, типа, сразу двух зайцев хотел убить, — с усмешкой думал он, открывая дверь кабинета. — С одной стороны, меня припугнуть, показать, что за чрезмерное любопытство можно и по шапке получить. А с другой — подольститься, добренького сыграть. Вот, мол, ты проштрафился, в лужу сел, ошибся, а я простил. Смотри не забудь. Хочет внушить, что я теперь вроде как бы обязан ему получаюсь. Дожидайся».

Маневр Стеклова четко и однозначно давал понять, что если здесь имеет место преступный сговор, он — один из его участников.

Поэтому, сев за стол, Лев снова раскрыл блокнот Тимашова и принялся досконально изучать схему, связанную с делом Семенова, в которую входило наибольшее количество известных ему фамилий.

Схема эта представляла собой как бы четырехуровневое построение.

На самом нижнем уровне стояли буквы «Лим», обведенные кружком. Возле этого кружка находился большой знак вопроса.

Чуть выше было сокращение «Сем», рядом с которым в скобках значилось «Прокуд». От него вела стрелочка вниз к Лиманскому. Со следующего уровня к сокращению «Сем» вели еще две стрелочки от «Ст» и «Кр», под которыми, вероятно, подразумевались Стеклов и пока неизвестный Гурову Крапивин. Причем возле стрелки, ведущей от Крапивина, стояла цифра 1, а возле ведущей от Стеклова — цифра 2.

На самом высшем, четвертом уровне, находилось сокращение «Андр». Со Стекловым и Крапивиным оно было соединено двойными стрелками, ведущими туда и обратно, а с Семеновым, находившимся на втором уровне, — одной длинной стрелкой, возле которой тоже стоял знак вопроса.

«Что все это может означать? Семенов в поисках «решения проблемы» по Прокудину получал рекомендации, а возможно, и прямые указания от Стеклова и Крапивина? Или только от одного из них? К чему здесь эти цифры? Может быть, изначально наводку на Лиманского дал Крапивин, а Стеклов, принявший уже пойманного за руку Семенова «в разработку», довершил дело, сориентировав его, кого еще он может заложить, чтобы облегчить свою участь? Что ж, вполне вероятно. Стрелка от «Андр» под вопросом, то есть фактов взаимодействия Семенова с «высшими сферами», по-видимому, выявлено не было».

Таким образом, из схемы можно было сделать вывод, что основными «кукловодами» в данном случае являлись Стеклов и Крапивин. Именно они «правильно сориентировали» незадачливого и малоопытного коллегу, лишь недавно влившегося в их стройные ряды, а затем успешно завершили начатое, «закрыв» и его самого, и того, кому он, по их рекомендации, предложил взятку.

Высший уровень, с загадочной фамилией, начинавшийся на «Андр», в этот раз, по-видимому, явился лишь идейным вдохновителем.

«Возле фамилии Лиманского тоже вопрос, похоже, он к этим делам непричастен. Семенова использовали как подсадную утку, Прокудин, кем бы он ни был, вышел из игры. Остаются «Ст», «Кр» и «Андр». Именно они больше всех могли быть недовольны негласным расследованием Тимашова, и именно они были заинтересованы в его устранении».

А то, что Андрей Тимашов проводил негласное расследование, уже не вызывало у Гурова никаких сомнений. Возможно, повод к нему подало разбирательство по делу Прокудина, возможно, Тимашов заподозрил что-то неладное еще раньше. Но факт оставался фактом — он напал на след некой преступной группы, состоявшей из его же коллег, и упорно шел по этому следу, пытаясь установить истину.