Линн Хайтауэр - Точка возгорания

Он истекал кровью и корчился от боли, поэтому она помогла ему обернуть бельевую веревку вокруг рук и пояса, и сама пропустила ее через рулевое колесо. Потом завязала узлы. Ему удалось немного схитрить — он лишь накинул веревочные петли на запястья. Но девушка особенно и не возражала.

Опустив боковое стекло, она прихватила свою сумку и отошла от машины. Он наблюдал за ней в зеркало заднего вида, хотя к тому времени уже плохо соображал и изо всех сил старался окончательно не потерять сознания. Подойдя к бензобаку, девушка попыталась открыть его, но заглушка была заперта на замок. Тогда она отыскала на связке нужный ключ — причем делала это спокойно, без суеты — и достала из сумки пластиковую трубку, а также пустую банку из-под кока-колы. Опустив трубку в бензобак, она немного подсосала с противоположного ее конца и опустила его в алюминиевую банку, которая тотчас же стала наполняться бензином.

При этом она постоянно что-то тихо напевала. Какую-то очень знакомую мелодию.

Затем, схватив наполненную бензином банку, она плеснула из нее прямо ему в глаза.

Он заорал от рези в глазах и попытался оттереть лицо о голое плечо, а девушка тем временем продолжала поливать бензином его колени, сиденье автомобиля и свободный конец веревки, который она вывела через боковое окно на мостовую.

Услышав, как она копается в своей сумке, он повернул голову и увидел, что она, оказывается, достала из нее фотоаппарат и снимает его.

К тому времени он уже изнемогал от боли, пары бензина вызывали у него тошноту и головокружение, и соображал он плохо. И тут он почувствовал запах горящей спички. Перед его глазами возникло кошмарное зрелище — полоска пламени, быстро бегущего по веревке в его сторону. А потом — в этом месте Джеймс сделал большую паузу — та женщина задрала юбку и помахала ему рукой, просунув ее между ног.

У него молнией пронеслось в мозгу, что на все ему осталось лишь несколько мгновений. Несколько мгновений. И ему уже было наплевать на револьвер.

Он довольно быстро сбросил с себя веревку, но гораздо больше времени провозился с замком и дверцей автомобиля. Это была его вторая крупная ошибка. Если бы он просто вывалился из окна, то сэкономил бы драгоценные секунды и обгорел бы не так сильно. Но когда он открыл дверцу, пары бензина вспыхнули и его охватило пламя.

Начиная с этого момента, он помнит только отдельные фрагменты — как упал на асфальт и как катался по мостовой. При этом он может поклясться, что девушка все это время продолжала его фотографировать.

Затем сознание его померкло и он погрузился во тьму, хотя в мозгу отпечаталось воспоминание, что кто-то проехал на машине и просигналил. Его до сих пор занимает вопрос: была ли это все та же женщина… или кто-то пытался помочь ему?

«Это была она», — подумала Сонора, но промолчала. Собака лежала на полу и тихонько похрапывала. Из угла доносилось мерное тиканье часов. В комнате сгущались серые сумерки.

Рей привстал и, положив руку на плечо Селби, спросил:

— Ты в порядке, Джеймс? Может, принести пива или стакан воды?

Джеймс Селби прикрыл изуродованное предплечье ладонью здоровой руки.

— Забавно то, как четко все это отпечаталось у меня в памяти. Я даже помню, какую песню она напевала.

От напряженного ожидания Сонора вздрогнула, задев при этом ногой спящего пса.

Селби повернулся своими невидящими глазами в ее сторону и произнес:

— Это была одна из мелодий Элвиса Пресли — «Люби меня нежно».

— Вы уверены в этом? — резко подалась вперед Сонора.

— А что в этом такого? — удивился Рей.

— Просто в последнее время кто-то звонит мне домой и напевает эту самую песенку. Вот что.

— Звонит женщина? — поинтересовался Рей.

— Женщина.

Селби повернулся к ней своим слепым лицом, на котором тем не менее прочитывалось выражение тревоги, и произнес:

— Будьте осторожнее, следователь.

Сонора уже начала беспокоиться, успеет ли она на обратный рейс. В заключение она поинтересовалась у Селби, не было ли чего-нибудь странного, на его взгляд, после того нападения — может быть, каких-нибудь телефонных звонков или писем, фотографий? Вопросы эти застали его врасплох и вызвали настороженный взгляд со стороны Бонера.

Подумав, Селби заверил ее, что ничего подобного не помнит…

Перед приземлением Сонора зашла в туалетную комнату, чтобы поправить прическу. Она отказалась от привычного хвостика и распустила волосы по плечам. Пользуясь случаем, она подправила губы своей новой помадой бронзового оттенка. Вот только с бледно-зеленым цветом лица она ничего не могла поделать — воздушные путешествия всегда являлись для нее крупной проблемой. Ее самочувствие улучшалось, едва она ступала на твердую землю.

Вскоре самолет приземлился. Сонора плюнула на дурацкое ожидание багажа у бесконечной ленты транспортера и сразу же направилась к телефону-автомату. Селби, до того как огонь обглодал его лицо, действительно был здорово похож на Китона.

Она позвонила Китону — в его пригородный дом, — но ответили ей только после третьего звонка. Ответил голос, который был ей слишком хорошо знаком.

— Сержант Крик?

— Да, слушаю.

— Говорит Блэйр. Какого черта вы там делаете, что случилось?

Ответ сержанта прозвучал зловеще:

— Она побывала здесь.

У Соноры подогнулись колени.

— Дэниелс вернулся из школы сегодня днем около половины пятого…

«Значит, Вспышка уже ждала его», — пронеслось у нее в голове.

— …и обнаружил, что дверь приоткрыта, а боковое окно расколото.

«Зачем? — подумала она. — Зачем он вошел внутрь. Идиот! Эх, Китон, Китон».

— Тогда он сходил к соседям и позвонил от них в полицию. Сонора? Ты еще слушаешь меня?

Сонора устало прислонилась к стене, кафель приятно холодил ее пылающую щеку.

— Послушайте, сержант Крик, здесь плохая связь, я с трудом разбираю ваши слова. Короче, с Дэниелсом все в порядке?

— Он, конечно, немного взволнован, но в целом — в порядке.

— Ждите, я выезжаю.

Подъезжая к дому, где проживал Китон, Сонора увидела припаркованный неподалеку вагончик коллег-криминалистов и цепочку полицейских машин. Она остановила автомобиль рядом с полицейским, контролирующим проход к дому. Патрульный окинул подозрительным взглядом ее синие джинсы, пыльные ботинки и кожаную куртку.

— Могу я чем-нибудь вам помочь, мэм? — Его голос звучал весьма сурово, это был один из тех полицейских, для которых слово «любезность» оставалось только пустым звуком.

Сонора помахала перед его носом своим удостоверением.

Полицейский извинился, но пропускать ее не спешил. Тогда Сонора еще раз взглянула на него, и он, нехотя посторонившись, уступил ей дорогу, шагнув с асфальта на траву. Не спеша поднявшись по ступенькам переднего крыльца и громко стуча при этом каблуками, она прошла в гостиную.