Дарья Кожевникова - Ангелы далеко

— Инка… — выдохнул Вадим.

И тут, словно желая разрядить обстановку, из комнаты неуверенно, как бы еще не решив, то ли заплакать, то ли отложить это дело на потом, подал голос маленький человечек.

Инна метнулась в комнату, встала над кроваткой. Вадим лишь ненамного отстал от нее. Взглянул на лежащего младенца, а тот, словно почувствовав в мужчине родную кровь, от всей своей крохотной души продемонстрировал ему недавно приобретенное умение улыбаться. Вадим замер, вцепившись рукой в край кроватки. Наверное, ему на роду было написано бороться в своей жизни за каждый ее счастливый миг. Но эта борьба того стоила!

— Сын или дочь? — спросил он у Инны, не отрывая глаз от ребенка.

— Сын. Егорушка. Как ты и хотел.

— И сколько ему сейчас?

— Двадцать четыре дня.

Вадим сделал шаг и, чуть склонившись, осторожно коснулся пальцем крепко сжатого детского кулачка.

— Ты хромаешь… — заметила Инна. — Что случилось?

— Побывал в небольшой аварии. Ерунда.

— А если точнее?

Если точнее, то у него еще и гипс с ноги не был снят, наложенный после спиц, только Ларичев не собирался сейчас об этом рассказывать. Были другие, куда более важные вопросы. Отведя взгляд от малыша, он повернулся к Инне:

— Вначале ты мне скажи: не страшно было впускать в квартиру маньяка-убийцу?

Ответ свалил его наповал:

— Нет. Я слишком люблю тебя, Вадим.

Не в силах произнести ни слова, он только кивнул. Потом глубоко вздохнул, вновь обретая дар речи:

— Инка… Вот если б ты еще и доверяла мне хоть вполовину того, как любишь, сколько всего сложилось бы иначе! Ты не пережила бы такого кошмара, и я узнал бы о рождении сына не месяц спустя.

— Так это… не ты? — осторожно спросила Инна.

Ларичев лишь невесело усмехнулся и покачал головой, глядя ей прямо в глаза, так, как ни за что не смог бы смотреть человек, уличенный в убийстве.

— Но перчатки… я же видела их… — пролепетала Инна.

— А тебе не приходило в голову, что их подбросили, Иннуль, специально, чтобы ты думала на меня? Тот самый человек, который до того усиленно внушал тебе эту мысль, и подбросил?

Инна замерла, осознавая услышанное. Потом ахнула:

— Валерка?!

— Валерка, — кивнул Вадим.

— О боже… — выдохнула Инна.

Чувствуя, что она на грани истерики, Вадим обнял ее и увел на кухню, чтобы не потревожить малыша. Налил в стакан воды, заставил выпить.

— Иннулька, успокойся, все позади. Было и прошло. А я за вами приехал. Петр Иваныч свою машину для такого случая дал. Даже покрасил на дорожку. — Вадим не сдержал усмешки, вспомнив то короткое словцо, из-за которого пришлось это сделать. — Поедешь? Там тебя все ждут. Все до единого!

Инна улыбнулась, представив милые сердцу лица. Потом, вздрогнув, спросила:

— А Валерка? Его арестовали?

— Погиб при попытке бегства, — коротко ответил Вадим.

Многие в поселке до сих пор не могли поверить, что маньяком-убийцей оказался их балагур-участковый. И Ларичева тоже периодически охватывало двойственное чувство: с одной стороны, Вадим знал всю правду о Зорине, а с другой — с невольным сожалением вспоминал о задиристом Храбром портняжке. Оставалось только благодарить бога за то, что тот облегчил ему душу, не допустив, чтобы он убил Валерку собственными руками.

— Я так перед тобой виновата! — Инна взяла мужа за руку, переплела свои пальцы с его. Ей все еще до конца не верилось, что тот рядом, что можно к нему прикоснуться. — Чувствовала ведь, что это не ты, отказывалась верить.

— Вот и чудненько! — улыбнувшись, Вадим вдруг сгреб ее в охапку. — Инка! Как же я по тебе скучал!

— Теперь скучать будет некогда, — заверила Инна, услышав, как в комнате все-таки захныкал Егорушка.

— Да не очень-то и хотелось, — счастливо улыбнулся Ларичев, следом за ней возвращаясь в комнату — к сыну.