Джеймс Ранси - Сидни Чемберс и кошмары ночи

— Что ж, именно так я мог бы объяснить теорию простыми словами. Воспроизведение процессов в двухмерных и трехмерных решетках. Двухмерная — проще, но наша цель — создать вразумительную теорию случайных пространственных процессов, то есть повязать геометрию с вероятностью.

— Доктор Кейд был в курсе вашей работы?

— Мы работали в одном отделении.

— А он ее читал?

— Доктор Кейд интересовался ее практическим применением: как с помощью теории просачивания смоделировать распространение лесного пожара, эпидемий или роста населения. Меня же больше занимала математическая составляющая проблемы.

— А вы читали заметки доктора Кейда — как он предполагал применять теорию просачивания на практике?

— Вы проявляете необычайный интерес к моей работе, каноник Чемберс.

— Считаю, что всегда существует возможность пополнить знания. И еще есть мнение, что теология и математика не так далеки друг от друга, как принято думать.

— Надеюсь, вы не собираетесь говорить со мной о нумерологии?

— Например, цифра двенадцать имеет в Библии большое значение.

— Не математически — тематически. Двенадцать колен израилевых, двенадцать апостолов, двенадцать оснований стены Нового Иерусалима, двенадцать жемчужин для его двенадцати ворот, двенадцать ангелов. Это всего лишь повторение.

— Понимаю, все можно довести до крайности, но цифра «три» также важна для Троицы.

— Или шесть. Человек был сотворен на шестой день, шесть значений слова «душа», число 666 — насмешка над Троицей, двойничество совершенной святости. С Библией можно проделывать какие угодно штуки. Доктора Кейда больше интересовала нумерология в музыке. Он часто говорил об этом с профессором Ричардсом, хотя, если желаете знать мое мнение, все теории слишком искусственны, чтобы им доверять.

— Вы тесно работали с доктором Кейдом?

— Математика такая наука, которая требует уединенной сосредоточенности, поэтому замена проводки Кроуфордом отвлекала. Он то заходил, то выходил — никто из нас не мог сосредоточиться.

Профессор Тодд доел суп, а Сидни свой отставил.

— Почему вы предполагаете, что это могло послужить причиной смерти доктора Кейда? — спросил он.

— Я ничего подобного не говорил.

— А Кроуфорд утверждает, что говорили.

— Надеюсь, вы не верите ему больше, чем мне?

Со столов убрали тарелки и подали цыплят. Сидни почувствовал, что профессор Тодд рассердился и лучше поостеречься и больше не давить на него. Но было в его тоне нечто большее, чем обычное чопорное профессорское превосходство. Он поспешил уволить университетского электрика, и Сидни ощутил в его поведении одновременно и защиту, и агрессию. Он начал размышлять, не было ли у Тодда причины желать смерти Адама Кейда, и не было ли ему на руку удаление Кроуфорда из колледжа.

Надо это выяснить и, если опасения подтвердятся, сообщить о них инспектору Китингу. Перспектива не из приятных. И пусть он много раз вовлекал в свои проделки Аманду, это не повод впутывать в расследование Хильдегарду. Сидни не знал, как все это повлияет на их будущие отношения, но если хотел уподобиться герою Джона Баньяна из «Путешествия пилигрима», то должен был поставить поиск истины превыше всего остального.

Орландо Ричардс радовался, что Хильдегарда играет в его комнатах Баха, и надеялся, что она не прервет занятий из-за того, что совсем рядом недавно умер человек. Он явно нервничал, и Хильдегарда задавалась вопросом: уж не предчувствовал ли профессор музыковедения смерть коллеги? Не специально ли перебрался на это время в другой колледж? Казалось странным, что кто-то решил покинуть прекрасное помещение из-за обычной смены проводки. Но это была не единственная его странность. Взять хотя бы омовение рук в теплой воде перед тем, как сесть за клавиатуру. Орландо считал, что способен играть лишь в том случае, если температура его пальцев выше естественной температуры тела.

— Они проворнее всего при температуре девяносто девять градусов по Фаренгейту, — сообщил он. — Летом иногда приходится их даже охлаждать. Но нужно следить, чтобы не сесть за инструмент с влажными руками.

Хотя Хильдегарда уже признала важность этого действа (подумав, что привычка профессора на грани неврастении), Орландо все продолжал объяснять, что следует методике Гленна Гульда. Он не снимал перчатки дома, постоянно опускал кисти в горячую воду и держал включенным свой электрокамин. Хильдегарда решила никак это не комментировать, но не сомневалась, что все его уловки никак не влияют на чувствительность пальцев. Орландо же объяснил, что нервничает больше обычного из-за нового музыкального сочинения к Страстной пятнице на слова Сорок четвертого псалма: «Если бы забыли мы имя Бога нашего и простерли руки наши к божеству чужому, разве не разведал этого Бог, ибо знает Он тайны сердца? Ведь из-за Тебя убивают нас всегда, считают нас овцами заклания».

Он выбрал этот текст в качестве пролога пасхальной жертвы. И Хильдегарда отметила, что размер произведения четыре четверти, а его исполнение намечено на четвертое число четвертого месяца, на которое выпала Страстная пятница.

Орландо был покорен тем, что от нее не ускользнула его игра в нумерологию.

— Все-то вы подмечаете! — похвалил он.

— Я думаю, вы поступаете очень умно, соединяя музыку и математику, — произнесла Хильдегарда.

Профессор музыковедения, демонстрируя ложную скромность, старался не показать, что доволен ее похвалой.

— Да, — кивнул он, — подобное привораживает. — Орландо подался вперед и добавил: — Есть нюансы, с которыми знакомы только музыканты.

— И математики, — улыбнулась Хильдегарда. Ее зеленые глаза искрились. — Но только самые умные. — Если кто-нибудь наблюдал бы за ними со стороны, то решил бы, что она заигрывает с Орландо. — Полагаете, вас поймут?

— Доктор Кейд всегда пытался понять меня, и профессор Тодд знает намного больше, чем кажется на первый взгляд. Но если речь идет об истинной музыке, они всего лишь профаны.

Хильдегарда повернулась к столу, где лежала партитура.

— Вот что я еще заметила, если мне будет позволено сказать…

— Вашей проницательности, миссис Стантон, нет предела.

— Я об аранжировке слова «убивают». На мой взгляд, она довольно странная.

Орландо бросил на собеседницу хитрый взгляд и принялся объяснять:

— Это сделано специально. Слово «убивают» должно звучать необычно. Бах, к примеру, постоянно занимается звукоподражанием. В кантате 130 есть басовая ария: «Змий древний завистью пылает и воздвигает постоянные напасти, чтобы запять нас, бедных христиан», и музыка взвивается, как адское пламя. Я пытаюсь сделать нечто подобное.

Однако не признал, что слово «убивают» заключено в обрамление нот, буквенное обозначение которых соответствует фамилии Кейд.