Джеймс Ранси - Сидни Чемберс и кошмары ночи

— Полагаю, вы, священники, постоянно действуете в серой зоне. Не так-то много моральных дилемм ограничивается только черным или только белым. Вопрос в вере. И преданности.

Сидни не нравилось, куда заходит их разговор.

— Я прекрасно знаю, чему должен быть предан, — произнес он. — Богу, стране, колледжу и своим друзьям.

Сидни поставил пустой стакан на поднос.

— И пусть ничто из этого не войдет друг с другом в противоречие. Доброй ночи.

Снова пошел снег и укрыл лед на мостовой и тротуарах. Теперь любое перемещение на улице грозило опасностью. Немногие рисковали идти с поднятой головой и долго глядеть вперед. Буркнув приветствие знакомым, опускали глаза и смотрели под ноги, чтобы не упасть и в целости добраться домой. В этой осторожности не было ничего похожего на детский энтузиазм, с которым Сидни с братом и сестрой катался до войны на санках с Примроуз-Хилл. Тогда опасность возбуждала. А теперь, когда ему тридцать лет, он пользовался зимой как предлогом, чтобы остаться дома и сосредоточиться на подготовке к следующей проповеди.

Больше всего Сидни не хотелось задавать всякие каверзные вопросы. Он только что вернулся из короткого отпуска, который провел в Берлине со своей приятельницей Хильдегардой Стантон. Она составила ему прекрасную компанию, и Сидни с удовольствием отвлекся от своих клерикальных обязанностей и криминальных расследований. Жил еще в отпускном послевкусии и готов был, как и сэр Джайлз, признать, что трагедия на крыше часовни Королевского колледжа явилась следствием несчастного случая, а не чего-либо более зловещего.

Рори Монтегю жил в комнатах в Новом дворе неподалеку от сторожки. Сидни не радовала перспектива встречи, поскольку казалось трудным одновременно добывать информацию и утешать.

К тому же было нечто непонятное в самой сути случившегося. Можно представить, что на стену лезет новичок, чтобы пощекотать нервы. Сидни сам этим когда-то грешил. Но чтобы сотрудник колледжа подбивал на рискованное восхождение студентов в темную, снежную зимнюю ночь — это было верхом безумия.

Зачем им это понадобилось? Неужели ради остроты эмоций, убеждения, что жизнь — поступок, а там, на стене, их подстерегает опасность в чистом виде? В этом, как полагал Сидни, и была притягательная сила восхождений — влек неимоверный страх, сознание, насколько сократилась дистанция между жизнью и смертью, когда ст о ит оступиться, утратить на мгновение внимание, и приключение обернется трагедией.

Монтегю был нервным молодым человеком с вьющимися каштановыми волосами; грудь колесом, очки в роговой оправе и маленькая родинка на левой щеке. Одет был в твидовый пиджак, горчичного цвета джемпер и рубашку компании «Вантона Вайелла» с темно-зеленым галстуком. Внешне он никак не походил на кембриджского альпиниста и тем более на злодея, замыслившего погубить товарища.

Сидни начал с извинений:

— Прошу прощения. Понимаю, вам сейчас нелегко.

— Зачем вы пришли? — спросил Монтегю. — У меня неприятности? Считают, что во всем виноват я?

— Меня попросили поговорить с вами.

— Кто?

— Колледж. И уверяю вас, все, что вы мне скажете, останется между нами.

— Я уже сделал заявление. Хотя с самого начала было ясно, что оно ничего не проясняет. Не представляю, что произошло.

Сидни сознавал, что должен тщательно подбирать слова.

— Если вам нечего добавить к тому, что уже заявили, я, разумеется, пойму. Обстоятельства сейчас для вас непростые. Только знайте: если захотите что-нибудь еще обсудить, я в вашем распоряжении.

— С какой стати я вдруг захочу?

— Видите ли, у меня есть опыт общения с полицией, и от меня, видимо, ждут, что я сумею как-то сгладить острые углы.

— Нечего сглаживать, каноник Чемберс. Произошел несчастный случай. Разбился мистер Лайал. Все это была сплошная глупость, тем более что я страдаю от головокружений. Не следовало лезть туда, вот и все.

— Зачем же полезли?

— Кит считал, что будет круто. Он знал, что его наставник проделывал подобные штуки. Они были близко знакомы.

— Вы с Бартлеттом друзья?

— Кит всем нравится.

— Где он сейчас?

— Наверное, отправился домой.

— Судя по всему, нет. И это вызывает беспокойство. У его родителей и, полагаю, у вас.

— Вероятно, он считает, что я могу сам о себе позаботиться.

— А можете?

— Не знаю.

— Позвольте спросить, как вас втравили в эту историю.

— Мистер Лайал знал, что я из семьи альпинистов. Мой отец был одним из самых юных, кто забрался зимой в гололед на северный склон Бен-Невис [2] Самая высокая вершина Великобритании (1343 м) . Теперь и мои братья проделали то же самое. А вот я не такой смелый.

Сидни бросил взгляд на аккуратно уставленный обувью стеллаж.

— Я смотрю, у вас там альпинистские ботинки.

— В нашей семье у каждого должны быть такие.

— Вы всегда боялись высоты?

— Холмы и овражки в Озерном крае мне нипочем. Но я не переношу отвесных обрывов. Если попадается что-то круче детской горки, вот тогда я пугаюсь.

— А на крыше Королевского колледжа?

— Запаниковал.

— Хотя не видели, что стены отвесно тянутся вниз?

— От этого мне стало еще хуже.

— Зачем вы втравились в эту авантюру?

— Хотел самоутвердиться, попытаться избавиться от страха…

Сидни помолчал. Ему показалось, что ответ прозвучал как-то легковесно и надо нажать на собеседника.

— Вы можете вспомнить, что произошло?

— Мне кинули веревку, но я не мог найти опору для ноги. Попросил мистера Лайала еще немного стравить, затем раздался крик. Мне показалось, будто я услышал, как Кит спускается вниз. Точнее сказать не могу — было темно.

— Несмотря на луну и снег?

— Я видел лишь то, что находилось совсем рядом.

— Вы полезли на часовню, чтобы фотографировать остальных?

— Да, но так и не достал аппарата.

— Не сделали ни одного снимка?

— Нет. Собирался, но все пошло наперекосяк. — Рори Монтегю помедлил, а затем сказал то, что, скорее всего, не собирался произносить вслух: — Ненавижу это место!

Сидни удивил его внезапный взрыв эмоций.

— Вы всегда испытывали это чувство? «Ненавижу» — сильное слово.

— Кит хорошо ко мне относился. Мистер Лайал тоже. Говорил, не важно, откуда человек, если у него твердые убеждения.

— А какие убеждения у вас?

— Я не из тех, кто вступает в здешний хор, если вы это хотели узнать.

— Я имел в виду политические убеждения.

— Верю в равенство. Нельзя жить в стране, где для богатых одни законы, а для бедных другие.

— Понимаю, — кивнул Сидни, знакомый с левыми взглядами молодых.

— Вот вы сказали «понимаю», — отозвался Рори, — но церковь — часть истеблишмента. Настанет время, когда человеку придется решать, на чьей он стороне.