Игорь Зарубин - Привычка убивать

Клавдия остановилась в нерешительности, но тут увидела вдруг на самом пороге туфли. Те самые, новые, Федора.

Словно кто-то ударил ее под дых. Сразу стало не хватать воздуха.

Она шагнула в квартиру, закрыла дверь.

Федор, Макс и Ленка были на кухне. Федор стоял в пальто, опустив голову, а Ленка кричала каким-то визгливым, никогда прежде Клавдией не слышанным голосом:

— А теперь приперся, старый кобель?! Вещички свои забрать?! Ты хоть понимаешь, гад, что ты наделал?

— Погулять захотелось?! — заорал вдруг и Макс, его голоса Клавдия тоже не узнала. Какие-то похабные интонации, какие-то блатные. — А может, ты какую гадость подцепил, теперь сюда ее принес, ублюдок?! Пошел на хер, козел! Счас как дам в торец, уши отвалятся!

Федор что-то пробурчал в ответ — Клавдия не расслышала, — а Макс вдруг шагнул к отцу и сильно толкнул его в грудь.

— Пошел отсюда, понял?! Или дать тебе в харю?! Фиг ты что от нас получишь!

Клавдия вышла из оцепенения и шагнула в кухню.

При ней Макс смолк, а Федор загнанно оглянулся и, увидев поднятую Клавдину руку, закрылся локтем, защищаясь от удара.

Но удар предназначался не ему.

Клавдия влепила звонкую оплеуху Максу, а вслед за этим — Ленке.

— Вы что?! — закричала она истерично. — Вы кто такие?! Вы хоть понимаете?!!

И Макс и Ленка как-то враз утеряли свой наступательный пыл и только виновато смотрели на кричащую мать.

— Это кто вас так научил?! Это я вас так воспитала?! Да я вас знать после этого не хочу! Вы не мои дети! Убирайтесь вместе с ним! Я видеть вас не могу!

— Ма, ты че, ма?.. — не на шутку испугалась Ленка.

— Убирайтесь!!! — загремела Клавдия.

— Погоди, Клав, — робко вступил Федор, — они же…

— Уходи, Федор, уходи быстрее, — процедила Клавдия. — Вон твои вещи у порога — забирай. И чтоб ноги твоей… А вы, — она обернулась к детям, — вы меня сейчас просто убили…

До самой ночи она рыдала, запершись в спальне. Рыдала тяжело и безысходно. Слезы не приносили успокоения, а словно только добавляли горечи и отчаяния.

Макс и Ленка скреблись и стучали в дверь, умоляли мать простить их, плакали оба в голос, она не открывала.

Ей впервые пришла в голову страшная мысль — жизнь прожита зря…

Но и еще одна — почти утешительная, — что этот тяжелый день наконец кончился…

Клавдию даже пошатывало.

Утром, когда мылась в душе, закрыла глаза, чтобы не видеть свое лицо, явно страшное, как смертный грех.

Этой ночью тоже поспать не удалось. Так только, на минуту впала в какое-то странное забытье, и все…

Уже после трех началось долгое и мучительное примирение. Клавдия жестоко говорила, что оставит детей одних. Они громко плакали и просили прощения. Клавдия не прощала. Нет, она не специально их мучила. Она просто действительно не могла поверить, что это голоса своих детей, своих милых и добрых чад, она слышала из кухни. И на кого они истратили свой низкий гнев? На отца! Да неужели же она воспитала их такими неблагодарными и такими жестокими максималистами?

Словом, плакали дети, плакала она, спорили, даже ругались немного, мирились и снова плакали и снова спорили.

Оказывается, им было просто обидно и они так хотели показать Федору свою обиду.

Уже под утро, уходя в свою комнату, обцеловав мать с исступленной дочерней нежностью, Ленка сказала, что звонил Витя.

— Что сказал?

— Тебя спрашивал, — пожала плечами Ленка…

— А вот и госпожа следовательница!

Блаженная улыбка слетела с лица Клавдии, потому что на пороге прокуратуры стоял, сложив руки на груди, депутат Госдумы Иосиф Владимирович Худовский.

— Здравствуйте, — сказала Клавдия. — Вы ко мне?

— Да, мы к вам, — многозначительно сказал депутат.

Из-за его спины выглянула вдруг та самая женщина, сценаристка, Низовцева.

— Простите, у меня не так много времени, — Клавдия поднялась на крыльцо. — Вы позволите пройти?

— То есть вы нас принять не хотите?

— Ну нет, раз уж вы пришли…

Бригада в полном составе поднялась навстречу Клавдии, но, увидев за ней Худовского, медленно потянулась к выходу.

— А где Игорь? — успела Клавдия спросить у Берковича.

— Пока не появлялся. Это надолго? — прошептал прокурор-криминалист.

— О-о-о! — простонала Клавдия, закатив к небу глаза.

Когда кабинет опустел, а Худовский и Низовцева сели напротив Клавдии, она мило спросила:

— И чем же я обязана такой чести?

— Слушайте, только не надо тут!.. — сморщился Худовский. — Вы прекрасно знаете, зачем мы пришли. Что у вас там с моим делом?

— Думаю завершить его дня через три, — сказала Клавдия.

— Что, вы еще до сих пор мучаете это простейшее дело? Я, как юрист…

— Вы, как юрист, — мягко перебила Клавдия, — должны знать, что мне положено исследовать все обстоятельства дела.

— Да не было там, слушайте, никаких обстоятельств! — замахал руками депутат. — Эти террористы напали на меня, чтобы я не выставлял свою кандидатуру…

— То есть вы настаиваете на политических мотивах, — резюмировала Клавдия.

— Настаиваю? Вы что, совсем, да? А что это может быть еще?! Какие-то обстоятельства она ищет! Нет никаких обстоятельств, повторяю вам!

— Возможно, и дела нет? — еле слышно спросила Клавдия.

Худовский медленно поднялся со стула.

— Ты что, следовательница, сбрендила? Ты понимаешь, что ты говоришь? Избили депутата Госдумы, а она мне предлагает закрыть глаза на это безобразие!

— Хорошо, я доведу дело до конца, — опять кивнула Клавдия.

— Слушай, ты, ты что? Ты мне угрожаешь? — сузил глаза Худовский.

— Что-то я вас не пойму, господин депутат, — очаровательно улыбнулась Клавдия. — Предлагаю прекратить дело — недовольны, предлагаю завершить — угрожают. Чего же вы хотите?

— Ладно, я все понял. Ты под меня копаешь? Да?

— С чего вы взяли? Я пытаюсь выполнить свою работу. И будьте уверены, я ее выполню хорошо.

Худовский забегал по кабинету. Слов у него не было.

— Простите, — вступила в разговор Низовцева. — Что, эти хулиганы все отрицают?

— Эти… «террористы», — подчеркнула Клавдия, — наоборот, все признают.

— Так что ж тогда? Вам все было рассказано.

— Да-да… Вы правы, но есть одна деталь… Ну как бы вам растолковать? Вот если я, к примеру, скажу, что Эм Си Хаммер вовсе не певец, а Ди Колман как раз наоборот — чистый соловей, вы станете со мной спорить?

— А я и не знаю, кто это такие, — презрительно сморщилась Низовцева.

— Так вот, представьте, эти ваши рокеры даже не знают, кто такой Ельцин. Поэтому политические мотивы как-то…

— А вы не допускаете простой мысли, — тут же нашлась Низовцева, — что их подкупили?

— Допускаю. Только вот кто? — И Дежкина пристально посмотрела на Худовского.