Татьяна Рябинина - Закон парных случаев

Но ждать пришлось долго. Только после летней сессии он заявил, что решил порвать со мной. Я и хотела бы поверить, что это наконец окончательно, но все равно боялась – уж столько их было, камбэков [18] 1 Comeback (от to come – приходить и back – назад) – возвращение (англ.) 1 этих. И тогда решила, что рубить нужно окончательно. Чтобы он своими глазами увидел, что ему ничего не светит. Может, это было и жестоко, но я уже устала от его назойливости. В общем, я пригласила его на день рождения, где должен был быть и Камил. Услышав это, Олег как-то резко раздумал бросать меня и сказал, что придет.

Я специально пригласила его на полчаса позже, чем остальных. Когда он пришел, все уже сидели за столом. Камил – рядом со мной. Я рассказала ему об Олеге, и он обещал подыграть мне. Чтобы у Олега не осталось никаких сомнений.

Олег, похоже, сразу понял, что к чему. Я думала, он уйдет, но его вдруг начала обхаживать Настя. Накануне я сказала ей, что с моими гостями ей делать нечего, но она начала скулить и умолять, обещала помочь на кухне. И я разрешила. Она сидела напротив Олега, накладывала ему закуски, улыбалась, кривлялась, как только могла. И при этом не забывала поглядывать в мою сторону. Самое смешное, что Олег тоже ей улыбался и тоже поглядывал в мою сторону. Получалось так, что все мы играли спектакль для других. Мы с Камилом – для Олега и, пожалуй, для Насти, Олег – для меня, Настя – тоже для меня и, может быть, для Камила. Если Олега я еще могла как-то понять, то демонстрации Насти меня просто насмешили. Мстить мне, пытаясь кокетничать с парнем, от которого я не знала, как отделаться, - это было нечто. Впрочем, хотела она этого или нет, а месть ее в конце концов удалась на славу. Жизнь-то она мне сломала. Пусть даже такой жуткой ценой.

Мы договорились с Камилом, что дождемся, когда Олег выйдет из комнаты, и постараемся, чтобы он нас застал за страстным поцелуем. Ну, как будто бы поцелуем. А вышло так, что все получилось на самом деле. Он поцеловал меня, и… Об Олеге мы просто забыли. Я даже не знаю, видел ли он нас. Очнулись мы, только когда из своей комнаты вышла Настя.

После этого Олег оставил меня в покое. С Камилом мы продолжали встречаться, целовались до одури, мне это нравилось, но близость меня по-прежнему пугала, и до самой свадьбы между нами больше ничего не было.

Примерно через месяц Виталий Федорович сказал мне, что видел Настю с молодым человеком, довольно таки взрослым. Почему-то я сразу подумала об Олеге, попросила описать этого самого молодого человека. И это действительно оказался Олег. Я как-то пыталась разговорить Настю, даже пробовала следить за ней, а потом просто спросила в лоб. Она отнекивалась, отпиралась, все отрицала, но потом все-таки призналась, что виделась с ним несколько раз. Сказала, что он полный кретин и что больше она с ним не встречается. А я, как последняя дура, поверила.

В январе Насте должно было исполниться шестнадцать. Где-то за неделю до этого я вошла к ней в комнату и увидела, как она затягивает бандаж на округлившемся животе. Вот тут, Мартин, я сорвалась и отлупила ее чем под руку попало. А потом отняла ключи от квартиры, заперла в сейф телефонный аппарат и пошла к соседу.

Теперь-то я понимаю, что была не права. Что мне просто надо было позвонить матери в Вашингтон. Но моей первой мыслью было, что в случившемся опять обвинят меня – недоглядела. Это была какая-то сплошная истерика, я просто не могла тогда рассуждать здраво.

Виталий Федорович уговаривал меня не пороть горячку, успокоиться и подумать. Убеждал, что и аборт на таком позднем сроке, и искусственные роды – это очень опасно, неужели недостаточно того, что я не могу иметь детей. Что Настя может родить и оставить ребенка в роддоме. Но я голосила, что родители меня убьют, что это угробит папину карьеру.

В конце концов мы решили, что Настя родит дома, а ребенка мы ночью отвезем к ближайшему роддому и оставим у входа. Я сходила в Настину школу и забрала ее документы, сказав, что она снова будет учиться в интернате. Уходя в университет, я запирала ее на ключ, а гулять выводила поздно вечером, чтобы никто случайно не увидел ее живота.

Настя сначала рыдала, вопила, что любит Олега и жить без него не хочет, но уже через несколько дней успокоилась и сказала, что да, так будет лучше. Все равно из него ничего дельного никогда не выйдет, а жить в нищете, да еще с ребенком ей не хочется. Мы надеялись, что все пройдет гладко, никто ни о чем не узнает, а Пушницкие поклялись молчать.

Олег пришел через неделю. До этого он звонил каждый день, но я вешала трубку, а когда уходила, по-прежнему запирала телефон в сейфе. В университете он не появлялся, оказалось, что его отчислили еще осенью. Я боялась, что он придет, пока я буду на занятиях, и пригрозила Насте: если узнаю, что она с ним разговаривала, немедленно позвоню родителям. Этого ей хотелось меньше всего, а обмануть меня она не рискнула бы – мало ли соседи услышат через дверь и расскажут мне.

Он пришел вечером. Я увидела его в глазок, приоткрыла дверь на цепочку и сказала, что Настя не хочет его видеть. И что она сделала аборт. Больше он не появлялся.

Виталий Федорович пригласил какого-то своего знакомого гинеколога, тот осмотрел Настю, сказал, что беременность протекает нормально, и предложил принять у нее роды дома за тысячу рублей. Это были очень большие деньги, в то время среднюю зарплату получали рублей сто пятьдесят. Я по доверенности получала в сберкассе рублевую зарплату отца – двести с чем-то, на них мы и жили, а за квартиру и коммунальные услуги родители уплатили вперед аж за два года. Продать что-то – означало объясняться с родителями. Я попыталась уговорить врача на меньшую сумму, но он заявил, что не желает рисковать за гроши, и ушел.

Тогда Виталий Федорович пообещал помочь. Он хоть и не был гинекологом, но роды принимать ему приходилось не раз. Однако получилось все совсем не так, как мы рассчитывали.

По всем расчетам выходило, что рожать Настя должна была в начале мая. За месяц до этого я перестала ходить на лекции, рассчитывая потом придумать что-нибудь жалостливое. В конце концов, Виталий Федорович вполне мог бы достать мне если не больничный, то хоть какую-нибудь медицинскую справку. Сам он собирался поменяться дежурствами так, чтобы в начале мая у него оказалась целая свободная неделя. Но схватки у Насти начались 20 апреля, ночью.

Я побежала к соседу, но на мои звонки никто не открыл. Потом уже я узнала, что Виталий Федорович был на дежурстве, а его жена уехала в другой город навестить родственников. В панике я позвонила на вахту общежития, где жил Камил, наврала, что я секретарь чешского посла, и потребовала немедленно разбудить и позвать к телефону пана Камила Кабичка.