Стивен Хантер - Честь снайпера

Подобные рассуждения не принесли Свэггеру ничего хорошего и только усилили желание выпить водки.

Он попытался оторваться от общей большой картины. Итак, его новая стратегия — сосредоточиться на частном. «Вернись к Миле, — мысленно приказал себе Свэггер. — Думай только о Миле».

Мила, в Карпатах, имеющая приказ уничтожить фашистского чиновника, который росчерком пера и словом, сказанным стенографисткам, убил тысячи, десятки тысяч человек. Что случилось? Свэггер попытался представить, но тщетно. Лучший его дар был совершенно бесполезен в поезде, когда он не видел место действия, которое ему нужно было понять. Этот дар был сродни умению читать правду по руке. Если он увидит приливы и отливы движений на местности, он сможет понять, что к чему. Определит, где должен был занять позицию снайпер, чтобы сделать выстрел, а этот вывод будет зависеть от слияния различных факторов: во-первых, чистая линия прицеливания; во-вторых, прикрытие или, если возможно, настоящее укрытие (если дело дошло до этого, Миле требовалось очень тщательно делать свой выбор); в-третьих, игра ветра, потому что даже на пятистах метрах ветер мог испортить все, поэтому Миле лучше всего было бы стрелять ранним утром, когда воздух, как правило, неподвижен, да и жара и влажность, если принимать их в расчет, в это время будут оказывать минимальное влияние; и, наконец, пути отхода. Но Свэггер не мог даже приступить к оценке, поскольку не видел места и не имел точек, от которых отталкиваться.

Мысли застопорились. На соседней полке мирно дремала Рейли. На чем он остановился? Ах да, путь отступления. Если у Милы он был. Свэггер вдруг подумал, что на той войне, учитывая потери, учитывая огромные жертвы, учитывая то, сколько раз командиры посылали волну за волной молодых ребят на пулеметы и орудия, возможно, всеобщее пренебрежение человеческой жизнью заразило и Милу, и в таком случае она просто не стала заботиться о пути отхода. Быть может, она сделала выстрел, обнаружила, что промахнулась, увидела бегущих к ней эсэсовцев, достала «Токарев» и пустила себе пулю в голову. Поскольку ее прикрывали партизаны — или немцы решили, что ее прикрывали партизаны, они сожгли целую деревню вместе со всеми ее жителями. Они действовали именно так.

Но почему в таком случае Милы Петровой нет в русских архивах? Почему она исчезла? Можно было ожидать, что ее, как личность известную, представили бы мученицей, принесшей свою жизнь в жертву Родине. Тут оказалось бы кстати и то, что Мила была красавицей. Именно так работает пропаганда: смерть одной красивой девушки могла оказать большее эмоциональное воздействие, чем гибель в один день четырех тысяч русских танкистов под деревней с названием — вот еще одно место, о котором никто никогда не слышал — Prokhorovka.

Однако советское начальство отказалось от такой возможности.

Почему?

Рейли повернулась, потянулась, зевнула, проснулась. Протерла глаза.

— Долго еще до Оушен-Сити?

— Очень долго. Как вздремнула? Надеюсь, снилось что-нибудь приятное?

— Я никогда не вижу снов, — ответила Рейли.

«Дин!» Или, быть может, «бом!» А может быть, «бин?» Этот звук издал телефон, который Рейли достала из кармана.

— Пришло сообщение по электронной почте.

Боб терпеливо ждал.

— Так, так, — продолжала Рейли. — Это уже что-то. Письмо от Уилла.

От Уилла? Ах да, от Уилла, бесконечно терпеливого и покладистого мужа Рейли, собрата-корреспондента «Вашингтон пост», человека, о котором она постоянно говорила, почитая его как одного из тех настоящих журналистов, которых больше интересует шанс оказаться на месте и рассказать правду, чем побывать на пресс-конференции. Свэггер еще не имел счастья с ним познакомиться.

— Уилл в Германии, — сказала Рейли. — Я попросила его просмотреть архивы 12-й танковой дивизии СС за то время. Оказывается, и почему-то это нисколько не удивляет, немцы очень пунктуально вели журналы боевых действий. Похоже, Уилл что-то раскопал.

Она протянула Свэггеру свой планшет.

Привет, милая, — написал Уилл. — Ахен — скучный унылый городишко. Но я разыскал архивы 12-й танковой дивизии СС, и в них есть любопытные места. Для начала, нет никаких упоминаний о каких-либо покушениях в период с 15 по 26 июля. Как сама можешь себе представить, 26-го стало очень жарко, потому что в этот день началось русское наступление и немцы покинули Станислав без единого выстрела. Есть также весьма туманные записи за период с 20 по 23 июля, названные просто «Операция по обеспечению безопасности». Что это такое, я не знаю, но только мне кажется, что это не борьба с партизанами, поскольку в этом случае они использовали выражение «Борьба с бандитами», и оно встречается довольно часто. Однако, что мне это показалось интересным, есть запись за 15-е. В ней говорится, если я правильно перевижу с немецкого: «Операция по борьбе с бандитами, Карпаты, отряд „Цеппелин“ докладывает о том, что нанес удар по украинским бандитам, предположительно входящим в 1-ю партизанскую бригаду Бака. Они понесли большие потери. В бою убито 15 врагов».

Педантичные немцы даже переписали захваченное оружие: «37 винтовок „Мосин-91“, 1 винтовка „Мосин-91“ со снайперским прицелом, 5 пистолетов-пулеметов ППШ, 28 ручных гранат, 35 штыков, 12 пистолетов ТТ, 9 пистолетов „Люгер“, 32 ножа и кинжала».

— Винтовка Мосина с оптическим прицелом. Это винтовка Милы. Ее схватили или убили. Но что это еще за отряд «Цеппелин», черт побери? — спросил Боб и в ту же секунду получил ответ.

Похоже, отряд «Цеппелин» по просьбе обергруппенфюрера СС Гределя был прислан из 13-й горнострелковой дивизии СС, сформированной в Югославии, единственной мусульманской дивизии во всей германской армии. Из боевого журнала следует, что она прибыла всего за несколько дней до того, что случилось. И это были не просто какие-то ребята, а специальная группа под названием полицейский батальон.

Карпаты

17 июля 1944 года

Это была типичная операция полицейского батальона, и гауптштурмфюрер Салид мастерски руководил своими людьми. Он уже успел многому научиться, несколько лет работая с немцами бок о бок.

Его люди имели большой опыт. Они были из 13-й горнострелковой дивизии СС «Ятаган», действовавшей в Сербии, где вот уже на протяжении трех лет шла непрекращающаяся война с партизанами — «бандитами», как их именовали официально — и с гордостью носили на левой петлице пятнистых маскхалатов значок в виде кривой турецкой сабли и две молнии СС на правой петлице. Но сейчас солдаты батальона оставили свои фески в казармах, и их головы венчали стальные каски СС камуфляжной раскраски.

В Балканах на полицейском батальоне лежала задача по патрулированию местности и нанесению ударов по базам партизан. Преимущественно боснийцы-мусульмане, все солдаты были горцами и, прожив всю жизнь в высокогорье, мастерски владели искусством боевых действий в горах. Они умели бесшумно подкрадываться к неприятелю, искусно маскироваться, метко стрелять, но особенно преуспели в обращении с холодным оружием, ибо у их народа был культ кинжала и сабли. Ярче всего батальон раскрывался в карательных операциях против евреев. Все они люто ненавидели и презирали бандитов, и не только как своих заклятых врагов. Ненависть постоянно подпитывалась, потому что в боях с ними батальон терял столько же своих людей, сколько уничтожал врагов. Это были высококлассные, дисциплинированные солдаты, опытные и стойкие, привыкшие переносить любые тяготы военной жизни. Их нельзя было считать кровожадными арабскими пиратами, хотя они действительно жаждали крови, и среди них числилось несколько арабов, в том числе сам гауптштурмфюрер Салид, а также два унтер-офицера и еще человек десять рядовых и ефрейторов в ротах.