Алан Брэдли - Сэндвич с пеплом и фазаном

— Где ты в конце концов окажешься, если не будешь себя прилично вести, — заметила Дорси, оторвавшись на секунду от своего кровавого триллера.

Я понятия не имела, что такое пенитенциарий, но судя по звучанию этого слова, оно в точности описывает мою теперешнюю ситуацию, так что я представила, как укрываюсь за высокими стенами этой холодной каменной крепости, спасаясь от Рейнсмитов.

Время тянулось ужасно медленно.

За окном проносилась Канада. Мне казалось, что она состоит из удивительного количества воды.

А потом стемнело и я могла видеть в окне только отражения Рейнсмитов. Дорси уснула, неловко склонив шею и открыв рот, словно висельник, — зрелище неприятное, но почему-то приносящее удовлетворение.

Я притворилась, будто она — убийца Эдит Томпсон, жестокая казнь которой привела к тому, что ее палач Джон Эллис покончил жизнь самоубийством.

Из уголка рта Дорси показалась ниточка слюны, покачивающаяся в такт движению поезда. Я раздумывала, дополняет ли это картину висельницы или, наоборот, портит, когда Райерсон прикоснулся к моей руке.

Я чуть не подпрыгнула от испуга.

— Скоро Торонто, — прошептал он, чтобы не потревожить спящую жену.

Он хотел разбудить ее не больше, чем я.

Я отвернулась, наблюдая за светящимися окнами, показавшимися снаружи в темноте: окнами, в которых дюжины матерей готовили еду в дюжинах кухонь, дюжины отцов читали дюжины газет в дюжинах удобных кресел, дюжины детей писали или рисовали за дюжинами столов, и там и сям, словно свечи во тьме, поблескивали одинокие голубые экраны телевизоров.

Так грустно.

Разве могут дела обстоять еще хуже?

В Торонто шел дождь.

Низкие облака, сердито смотревшие на высокие здания гостиниц, казались воспаленными внутренностями из-за красных отблесков, отбрасываемых неоновой рекламой. Мокрые тротуары напоминали какой-то безумный ковер, сшитый из клочков, — вперемешку текучие цвета и бегущая вода. В сыром мраке сверкали огни трамваев, и вечерний воздух остро пах озоном.

Дорси Рейнсмит еще не до конца проснулась. Моргая, она стояла на тротуаре под зонтиком, который держал ее муж, с таким видом, будто только что очнулась и обнаружила себя на незнакомой малоприятной планете.

— Сегодня все такси заняты, — сказал ее муж, окидывая взглядом улицу во всех направлениях. — Но кто-нибудь еще приедет.

Он отчаянно замахал руками, подавая сигнал одинокому такси, едущему по неправильной стороне улицы, но оно, расплескивая воду, проехало мимо, не заметив нас.

— Не понимаю, почему Мертон не смог нас встретить, — заметила Дорси.

— Додо, у него умерла мать, — ответил Райерсон, забыв, что я рядом. — Ты что, не помнишь? Он прислал телеграмму.

— Нет, — заявила она, недовольно выпячивая губы.

Райерсон яростно грыз нижнюю губу. Если такси не объявится в течение ближайших двух минут, ему понадобится наложить швы.

— Завтра я закажу цветы, — сказал он, — для вас обеих .

Невероятно! Что это, оскорбление? Или я ослышалась?

Дорси обратила на него медленный, леденящий змеиный взор, но в этот самый момент рядом с нами, разбрызгивая воду, резко затормозило такси.

— А! Вот и мы! — радостно сказал Райерсон, потирая руки — или выламывая пальцы, я не совсем поняла.

Рейнсмиты забрались на заднее сиденье, а мне пришлось сесть рядом с водителем.

Райерсон назвал свой домашний адрес.

— Мы приютим тебя на ночь, Флавия, — сказал он. — Слишком поздно, чтобы ехать в академию мисс Бодикот. Они давно уже закрылись.

— Ничего подобного, — объявила его добрая женушка. — У нас комната не готова, и с учетом того, что Мертон не в состоянии, сама я не справлюсь. Везите нас в женскую академию мисс Бодикот. Мы их разбудим.

Так все и вышло.

В зеркале заднего вида я видела, как Дорси Рейнсмит шевелит губами, на чем свет стоит распекая своего супруга. И в свете уличных фонарей, проникавшем сквозь залитые водой боковые стекла, лицо Райерсона как будто таяло.

Женская академия мисс Бодикот располагалась в тупике прямо за авеню Данфорт.

И выглядела совершенно не так, как я ожидала.

По обе стороны улицы теснились высокие дома, и их окна светились ярко и приветливо. Среди них огромным темным пятном на отдельном участке виднелась академия мисс Бодикот: высокая, огромная — несколько акров мрачной темноты под дождем.

Впоследствии я выяснила, что когда-то здесь был монастырь, но в тот момент я этого еще не знала. Райерсон сердито дергал колокольчик того, что я приняла за жилище привратника: что-то вроде готического окошка, вделанного в дверь арочного парадного входа.

К двери вела длинная каменная лестница. Дорси ждала в такси, а я стояла рядом с ее мужем на ступеньках. Райерсон заколотил кулаком в тяжелую дверь.

— Откройте! — закричал он в пустые окна без занавесок. — Это председатель! — и пробормотал себе под нос: — Это заставит их пошевелиться.

Где-то внутри загорелся слабый свет, как будто кто-то зажег свечу.

Райерсон расплылся в торжествующей улыбке, и я подумала: может, надо поаплодировать?

Спустя то, что показалось мне вечностью, а в реальности наверняка было меньше минуты, дверь чуть приоткрылась и нам явилось привидение в халате, очках с толстыми стеклами и в папильотках.

— Что надо? — вопросил скрипучий голос, и подсвечник приподнялся, освещая наши физиономии. А потом послышался придушенный вздох. — О! Простите, сэр!

— Все в порядке, Фицгиббон. Я привез новую девочку.

— А, — отозвалось привидение, описывая подсвечником широкий полукруг и приглашая нас войти.

Мы оказались в просторном гулком мавзолее, стены которого повсюду перемежались стрельчатыми раскрашенными закутками и альковами, некоторые из них в форме раковины. Такое впечатление, что когда-то здесь стояли религиозные изваяния, но бледные святые и девы были изгнаны и заменены медными бюстами кислолицых пожилых мужчин с бакенбардами в бобровых шапках, заложивших ладони за отвороты сюртуков.

Помимо этого я успела заметить только вытертые половицы, покрытые лаком и исчезающие во всех направлениях, и тут свеча погасла и мы остались в темноте. Пахло здесь, как на складе пианино: деревом, лаком и металлом, что намекало на тугие струны и старые лимоны.

— Проклятье, — прошептал мне кто-то на ухо.

Мы находились, как я предположила, в холле, когда внезапно загорелся электрический свет, и мы втроем заморгали.

Высокая женщина стояла наверху широкой лестницы, держа руку на выключателе.

— Кто там, Фицгиббон? — поинтересовалась она, и в ее голосе прозвучали мед и сталь.

— Председатель, мисс. Он привез новенькую.

Я начала злиться. Не собираюсь стоять тут, как мебель, пока меня обсуждают.