Михаил Черненок - Последствия неустранимы

- Огнянникова не вмешивается в ваши семейные отношения? - спросил Антон.

- Чего ей вмешиваться? Детей у нас не было, алименты платить не надо. Развелись официально, без оскорблений.

- Как ее отчество?

- Леонидовна.

- Лет сколько?

- Теперь уже двадцать шестой год.

- В райпо товароведом работает?

- Ну...

Бирюков посмотрел в печальные глаза Туманова и внезапно спросил:

- Олег, что у тебя на душе? Не скрывай... По глазам вижу, что крепко переживаешь...

Туманов принялся рассматривать аккуратно подстриженные ногти. Через несколько секунд тихо проговорил:

- Меня кто-то провоцирует. На испуг берет, что ли...

- Да? Каким образом?

- Какая-то женщина звонила мне домой и сказала, что якобы Александра Васильевича отравила моя Надя.

- Припомни-ка, Олег, этот разговор...

- Припоминать почти нечего... Вечером зазвонил телефон. Я ответил и слышу: "Олег, тебе известно, что твоя преподобная Надюша отравила Головчанского?" Я растерялся, спросил: "Кто это говорит?" - "Все в райцентре говорят". И трубку сразу положили.

- Голос звонившей не узнал?

- Показалось, будто Софья Георгиевна Головчанская, но, когда одумался, понял, что не она.

- Почему?

- Голос был нетрезвым... А у Софьи Георгиевны, как мне говорил Александр Васильевич, к спиртному аллергия...

- Она не ревновала мужа к твоей жене?

- Не было поводов...

- С женой говорил о звонке?

- Говорил. Ей, оказывается, уже дважды звонила пьяная женщина и даже угрожала, что если Надя сама не расскажет следователям о преступлении, то это и без того станет известно кому следует...

- Может, Огнянникова решила свести с Надей счеты? Как-никак соперницы...

- Нет, голос Анны сразу узнал бы. Да и не способна Анна на такое, она незлопамятная.

"Провокация" заинтересовала Бирюкова самым серьезным образом. Он долго беседовал с Тумановым, стараясь нащупать хотя бы тонюсенькую ниточку к разгадке провокационного звонка, но Туманов больше того, что уже сказал, ничего добавить не смог.

- Давай, Олег, договоримся: если еще какие-то провокации будут, немедленно сообщи мне. И пусть Надя, пожалуйста, ко мне зайдет. Договорились?..

Бирюков протянул на прощанье руку. Туманов вяло ответил на рукопожатие, наклонил голову и вышел из кабинета. Вскоре к Бирюкову заглянул Голубев:

- Игнатьич, Тося Стрункина здесь. Приглашать?

- Пригласи.

Голубев широко распахнул дверь. Антон мельком посмотрел на вошедшую Стрункину и не заметил на ее лице ни растерянности, ни испуга, ни настороженности, с которыми - в зависимости от характеров - обычно приходят вызванные повесткой свидетели. Бодренько сказав "здрасьте", Тося села на предложенный Бирюковым стул и как ни в чем не бывало кокетливо улыбнулась:

- Успокоился мой муженек, так что ни в какую прокуратуру подавать заявления не будет.

- Я пригласил вас по другому делу, - сказал Антон.

Тося удивленно моргнула:

- Что такое?

- Нас интересует причина смерти Головчанского...

- А я разве знаю, от чего Александр Васильевич умер? Очень крепкий, жизнерадостный мужчина был и вдруг... Наверное, инфаркт, да?..

- Его отравили.

Стрункина резко, словно ее толкнули в спину, подалась вперед:

- Ой, ужас! Кто?..

- Давайте вместе подумаем. Действительно, кто мог это сделать?

- Провалиться сквозь землю, не знаю! - Тося нервно сцепила тонкие пальчики. - Александр Васильевич настолько прекрасный человек был, что прямо прелесть! На подчиненных никогда голоса не повышал, всегда с улыбочкой. Если что не так, спокойно разберется, объяснит по-умному и шутливо погрозит: смотри, мол, больше такого, лапушка, не делай. Это у Александра Васильевича любимое словечко было - "лапушка". Короче, от него все сельстроевские женщины без ума были.

- А он от женщин?..

- Ну, как вам это... - Тося смущенно опустила глаза. - С женщинами Александр Васильевич был очень внимателен, вежлив, любил пошутить, новый анекдот рассказать. Ой, сколько он анекдотов знал - нарочно не придумаешь!.. Но не приставал к женщинам, как некоторые наглые мужчины.

- Как, например, Алексанян? - быстро спросил Антон.

Стрункина вроде бы вздрогнула:

- А при чем тут Алексанян?

Бирюков улыбнулся:

- Для примера. Чего вы испугались?

Лицо Тоси зарозовело:

- Ну... Хачик, конечно, нахальный тип, но мы ведь разговариваем о Головчанском. Я понимаю, почему меня в угрозыск вызвали. Мой Иван Тимофеевич от ревности взбесился и всей улице сплетню разнес насчет Александра Васильевича. Не верьте Ивану... Конечно, я немного виновата. В железнодорожный праздник Иван часы в подарок на работе получил, ну а я как раз в День строителя на собственную премию купила сапоги и тоже решила прихвастнуть, мол, лично начальник ПМК подарил за хорошую работу...

- Сколько заплатили Алексаняну за сапоги?

Тося растерянно посмотрела на молчаливо сидящего Голубева и опять повернулась к Бирюкову:

- Ой, вы все знаете, да?.. Ни копейки лишней Хачик с меня не взял. Копеечка в копеечку, как на штампике, заплатила. Ну а Иван Тимофеевич по ревности из мухи слона раздул.

- Последний ваш семейный конфликт произошел не из-за сапог, - сказал Бирюков. - Кто у вас в доме был в ту ночь?

Стрункина еще раз кинула испуганный взгляд на Голубева:

- Я товарищу рассказывала. Истинная правда, никого не было. Днем заходил какой-то любитель выпить. Сказал, друг Ивана Тимофеевича, но...

- Но это истинная неправда, - перебил Антон. - Хотите, скажу, кто от вас ушел через окно? Сказать?..

- Ой, не надо! Лучше я сама... - Тося принялась разглаживать на коленях платье. - Знаете, в общем, это... Хачик Алексанян приходил. Уже потемну непрошенным гостеньком заявился. Бутылку коньяка принес, ну и, понятно, давай, мол, сапожки обмоем, чтоб лучше носились. Я говорю: "Убирайся, нахалюга, немедленно!" А он: "Ха-ха! Не уберусь, пока бутылку не разопьем. Темно на улице, дорогу не найду, понимаешь, да?" "Убирайся! - кричу. - Стрункин утром с работы вернется - тебе фонарей насветит, а мне голову ни за что свернет". Хачик - ноль внимания. Зубы скалит. Тогда я выскочила на веранду и комнатную дверь защелкой - хлоп! Он вроде надавил плечом - не тут-то было. Защелка у нас крепкая. Остался, наглец, в доме. Коньяк весь высосал и табачищем надымил, как паровоз. А я, истинная правда, всю ноченьку, как на иголках, на веранде просидела. Когда Иван утром забарабанил кулачищем по двери, Хачик без подсказки сообразил, что улепетывать через окно надо. - Тося умоляюще посмотрела на Бирюкова. Не рассказывайте об этом Ивану. Он житья мне не даст, если про Хачика узнает. Это ж не уголовное дело, а семейное. Так ведь?..

- В семейные дела мы не вмешиваемся, - успокоил Антон и повернулся к Голубеву: - Слава, быстренько разыщи Алексаняна, уточни у него эти показания.