Дей Кин - В человеческих джунглях

Он вспомнил о своей встрече с представителями закона.

– Да, кстати, я встретил Джона Шварта сегодня вечером. Там, где я обедал.

– Да? – тихим голосом проговорила Ольга из темноты.

– Он хочет познакомиться с Георгом. Он пригласил нас троих к обеду в один из вечеров на следующей неделе. Просил узнать, какой день тебя устраивает, и сказать ему об этом завтра.

Ольга долго думала, потом решила, что лучше всего будет собраться во вторник, и Латуру было интересно узнать, почему это вторник, ведь они никуда не собирались идти ни в понедельник, ни в среду, четверг, пятницу или субботу.

– Хорошо, пусть будет вторник, – ответил он. – Я увижу Джона завтра.

– Скажи ему, что это доставит нам большое удовольствие.

– Хорошо.

Латур повернулся и хотел заснуть, но было бесполезно пытаться это сделать. Его желание и так было сильным, но присутствие Ольги, готовой отдаться ему по первому его желанию, еще больше разжигало его. Ему надо было сделать только один жест, но он ни за что на свете не сделал бы этого.

Латур не любил, когда на него смотрят свысока. Он думал, что Ольга давно заснула, когда она неожиданно положила руку на его плечо.

– Ты сказал, что кто-то пытался убить тебя?

Латур повернулся на спину.

– Да.

– Каким образом?

– В меня стреляли из карабина.

– Но тебя не ранили?

– Нет.

– Я счастлива.

Можно было почти с уверенностью сказать, что она была искренна. Латур очень сожалел, что так плохо знал женщин. Беспокойство Ольги могло быть следствием угрызений совести, но могло быть и искренним. Если бы он решил раз и навсегда, как держать себя с ней, он бы подумал, что она действительно очень сильно обеспокоена, что она готова броситься в его объятия.

Из всех существующих на земле существ, на двух или четырех лапах, женщина была самым непонятным, самым странным существом.

Ночь продолжалась, становясь все жарче. Одно насекомое, проскользнув через крошечное отверстие в металлической сетке, проникло в комнату и теперь раздавалось его монотонное жужжание.

Чтобы забыть такое близкое присутствие Ольги, Латур заставил себя думать о Рите. Чем больше он думал о возможном приключении, тем меньше оно ему нравилось, судя по тому немногому, что успела рассказать о себе Рита. Это была просто маленькая девочка, у которой были неприятности. В сущности, она не была испорченной. Она просто нуждалась в ласках, которые старый Лакоста не в состоянии был ей дать, ласках, на которые все молодые женщины имеют право. Она также заслуживала большего, чем случайные встречи на заднем сидении машины или на кровати третьесортного отеля.

Латур не обольщался на свой счет. Если Рита так расположена к нему, то это было по той единственной причине, что он был мужчиной, и что он в тот момент находился с ней. То малое удовлетворение, которое он дал бы ей, не решило бы ее проблемы. Ей скорее нужен был какой-нибудь молодой парень с нефтяных промыслов или рыбак, который мог бы каждую ночь приходить к ней и удовлетворять ее жажду ласк. Без сомнения, она была молода и красива и желанна, и она бы принадлежала ему сколько угодно, пока длилась бы их связь. И, по правде говоря, это было бы лучше, чем находиться здесь и мучиться.

Латур провел рукой по своему потному лицу. К сожалению, он не чувствовал к маленькой рыженькой девушке ничего, кроме физического влечения. Он мог говорить себе что угодно, заводить связь с кем угодно, но все равно он оставался влюбленным в Ольгу и, вероятно, останется таким навсегда.

Он перевернулся на левый бок и сделал это напрасно. Ольга лежала на спине и лицо ее было теперь повернуто к нему. Их тела соприкоснулись. Ольга спросила его:

– Ты не можешь заснуть?

– Нет, – признался Латур. Он постарался немного отодвинуться от нее. Голосом, немного неуверенным, она пробормотала:

– Я тоже. Вероятно по той же причине...

У Ольги был трезвый ум.

– Лучше перестанем быть смешными. В конце концов, мы женаты. Ты – мой муж, а я – твоя жена.

Она завозилась в темноте и присела. Было слышно шуршание шелка и, когда она снова легла рядом с ним, вместо материи ее рубашки он почувствовал прикосновение ее атласной кожи, а ее руки обняли его. Латур схватил ее в объятия жадно и резко, почти стыдясь того, как он быстро капитулировал. Он не в состоянии был владеть собой и был рад, что в комнате было темно и он не мог прочитать в глазах Ольги презрение и неприязнь.

Их объятия длились долго. Голос Ольги уже не был нежным и культурным. Хриплым гортанным голосом она кричала ему незнакомые русские слова... Латуру очень хотелось узнать, что она говорила. Это были, вероятнее, всего, русские ругательства. Прошло ровно два года с того момента, когда Джон Шварт объявил о бесполезности бурения, и Ольга тогда ничего не ответила на это.

В порыве неистовой страсти Латур слишком приблизился к краю кровати и почувствовал, что падает, как в бездну, увлекая за собой Ольгу... Некоторое время она смотрела на него, потом тихонько оттолкнула.

– Прошу тебя... Ты делаешь мне больно.

Ее голос снова стал нормальным, спокойным, размеренным и ровным. Она также могла бы попросить сигарету.

– Дай мне возможность подняться, и, пожалуйста, не зажигай света.

Латур сел на край кровати. Вытирая пот измятой простыней, он прислушивался к знакомым звукам, доносившимся из ванной. Ему показалось, что он слышит, как Ольга плачет и очень удивился, не понимая, что могло вызвать у нее слезы. Она, между прочим, отлично продемонстрировала, к их взаимному удовлетворению, что ей достаточно было щелкнуть двумя пальцами, чтобы ее личный муж немедленно выполнил ее малейшее желание.

Дверь в ванную комнату отворилась, и Ольга вошла в комнату. Латур слышал, как она открывала ящик комода и несколько минут спустя сказала:

– Если хочешь, теперь ты можешь зажечь свет.

Латур прислушался и посмотрел на жену. Если она плакала, то потом хорошо смыла свои слезы. Чистая ночная рубашка, которую она надела, была такой же, как та, которую она сняла. За исключением нескольких волос, выбившихся из узла, можно было подумать, что ничего не произошло.

– Будет лучше, если я перестелю постель, – сказала она.

Латур встал, подошел к окну и стал вглядываться в темноту. Когда Ольга вошла в спальню, она заранее решила, она знала, что произойдет. Она нарочно унизила его, что бы разыграть светскую даму. И теперь все, что она нашла возможным сказать, было: «Будет лучше, если я перестелю постель». Латур продолжал смотреть в окно. Темнота напомнила ему о Рите, такой, какой он ее видел в последний раз на пороге уединенного домика, такой маленькой, такой одинокой и такой желанной в огромной ночи.

Латур задал себе вопрос, хорошо ли он сделал, что проводил Риту домой. Может быть, было бы лучше отправить Лакосту в кутузку, а Риту отвезти в отель?