Дэвид Бальдаччи - Противостояние лучших (сборник)

Мужчина прислушивался к звуку и вскоре обратил внимание на определенные вещи — вернее, на их отсутствие. Отсутствие света. Ощущений. Имени.

Очень необычно, не так ли? Он был мужчиной без имени. И без памяти. Tabula rasa , [17] Чистый лист (лат.). пустой сосуд. Однако он чувствовал, что знает многое. И это казалось ему парадоксом.

Стук стал громче. Мужчина пытался понять, что же это такое, и к нему начали возвращаться ощущения. Он ничего не видел — кто-то надел ему на голову мешок. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Они были не связаны, а стянуты ремнем. Он лежал на кровати. Попытался пошевелиться и обнаружил, что его путы мягкие, удобные и эффективные.

Он не испытывал ни голода, ни усталости. Ему не было жарко или холодно. Он не чувствовал страха и сохранял спокойствие.

Ту-тук-тук. Он слушал. Ему в голову пришла мысль: если он сможет понять, что означает этот звук, вернется и все остальное.

Он попытался заговорить и услышал чье-то дыхание.

Постукивание прекратилось, наступила тишина.

Затем возник новый звук, который он узнал: шаги по деревянному полу. Они приближались. Чья-то рука потянула за мешок, и он услышал, как затрещала «липучка». Мешок аккуратно сняли с его головы, и он увидел обращенное к нему лицо. По прикосновению воздуха к голове он понял, что ему сбрили все волосы. Прежде они у него были — это он о себе помнил.

Наконец в поле его зрения появилось лицо. Свет был тусклым, но он сумел разглядеть. Мужчина, лет сорока, в серой фланелевой рубашке, с жестким лицом, высокими скулами и орлиным носом. Выступающие асимметричные надбровные дуги делали его голову похожей на череп. Янтарные волосы и густая, аккуратно подстриженная бородка. Но самое сильное впечатление производили глаза: один — роскошного зелено-коричневого цвета, прозрачный и глубокий, с увеличенным зрачком и второй — голубовато-белый, матовый, мертвый, со зрачком, превратившимся в едва заметную черную точку.

Вид этих глаз разбудил память мужчины, и она, подобно Ниагарскому водопаду, хлынула обратно сплошным потоком, полностью парализовав своей тяжестью лежавшего на кровати человека.

— Диоген, — прошептал он.

— Алоиз, — ответил мужчина, тревожно нахмурившись.

Алоиз. Алоиз Пендергаст. Да, так его звали: специальный агент Алоиз Пендергаст.

— Ты мертв, — сказал он. — Это сон.

— Нет, — ответил Диоген почти с нежностью. — Ты пробудился ото сна. Теперь ты на пути к исцелению — наконец-то. — С этими словами он наклонился и расстегнул ремни, стягивавшие запястья брата, затем взбил подушку и разгладил простыни. — Если ты хорошо себя чувствуешь, то можешь сесть.

— Ты сделал все это со мной. Очередной коварный замысел.

— Пожалуйста, перестань. Только не сейчас.

Краем глаза Алоиз заметил движение и повернул голову. Дверь в его комнату распахнулась, и вошла женщина. Он ее сразу узнал: Хелен Эстерхази, его жена.

Его умершая жена.

Он с ужасом смотрел, как она приближается. Хелен потянулась к нему, но Пендергаст отдернул руку.

— Ты галлюцинация, — сказал он.

— Я реальна, — нежно сказала она.

— Это невозможно.

Она села на край кровати.

— Мы живы, оба. Мы здесь для того, чтобы помочь тебе поправиться.

Не в силах произнести ни слова, Алоиз покачал головой. Если это не сон, значит, он находится под воздействием наркотиков. Он не станет с ними сотрудничать, что бы они ни делали. Пендергаст закрыл глаза и попытался вспомнить, как он попал сюда, какие события привели его к… заточению. И понял, что не знает. Что последнее осталось в его памяти? Он пытался найти ответ на этот вопрос. Однако перед его мысленным взором ничего не возникало — только длинная черная дорога, ведущая в прошлое.

— Мы здесь, чтобы помочь, — добавил Диоген.

Пендергаст вновь поднял веки и посмотрел в разноцветные глаза брата:

— Ты? Помочь мне? Ты мой злейший враг. Кроме того, тебя здесь нет. Ты мертв.

Откуда он знает о смерти брата? Если он ничего не помнит, почему уверен, что тот мертв? И все же он в этом не сомневался… или нет?

— Нет, Алоиз, — с улыбкой возразил Диоген. — Все это твои фантазии. И болезнь. Подумай о своей жизни, а точнее, о том, что считал своей жизнью. Кто ты по профессии?

Пендергаст заколебался:

— Я… агент ФБР.

Ответом ему была еще одна мягкая улыбка:

— О’кей. А теперь подумай хорошенько. Нам известно об этой «жизни». Мы провели последние месяцы, беседуя с доктором Огастином, слышали твои рассказы о безумных деяниях и невероятных схватках, о людях, якобы убитых тобою, и о твоих чудесных спасениях. О генетических монстрах, поедающих мозг людей, и инфантильных серийных убийцах, живущих в пещерах. Мы слышали о подземных армиях мутантов и нацистских программах размножения. И о молодой леди, которой сто сорок лет… Это страна фантазий, и ты наконец из нее вернулся. Это мы — настоящие, а твой мир — нет.

Диоген говорил, и каждая из историй, которую он упоминал, возникала в памяти Пендергаста, вспыхивая, точно фейерверк.

— Нет, — решительно возразил он. — Все как раз наоборот. Ты искажаешь факты. Ты не настоящий, а мой мир — существует.

Хелен наклонилась над ним, и ее фиалковые глаза заглянули в глаза мужа.

— Неужели ты думаешь, что ФБР, исключительно консервативная организация, позволит одному из своих агентов безумствовать, убивая людей направо и налево? — Она говорила спокойно, а ее голос звучал серьезно и разумно. — Разве такое может быть реальным? Подумай о своих так называемых приключениях. Разве в состоянии один человек пережить столь жуткие испытания и уцелеть?

В разговор снова вступил Диоген, и его вкрадчивый южный акцент действовал точно успокаивающий бальзам:

— Ты просто не мог бы пережить все приключения, о которых рассказывал доктору Огастину. Неужели ты сам не понимаешь? Тебе лгут твои воспоминания, а не мы.

— Тогда почему меня связали? Почему надели на голову мешок? — по-прежнему не верил его брат.

— Когда произошел прорыв, — ответил Диоген, — когда доктор Огастин наконец сумел пробить оболочку твоих фантазий, ты пришел в… возбуждение. И у нас не оставалось выбора — нам пришлось тебя связать, ради твоей же безопасности. А мешок надели из-за того, что на тебя плохо действовал свет. Ты всегда питал отвращение к свету, даже когда был ребенком.

— А почему мне обрили голову?

— Это было необходимо для лечения, чтобы приставить электроды. Для электрической стимуляции мозга.

— Электроды? Господи, что со мной сделали?!

— Постарайся расслабиться, Алоиз, — успокаивающе сказала Хелен. — Мы знаем, как тебе сейчас трудно. Ты пришел в себя после очень долгого кошмара. Мы здесь, чтобы помочь тебе вернуться к реальности… Постарайся сесть и выпить воды.