Дэвид Бальдаччи - Противостояние лучших (сборник)

Пендергаст сел, и жена поправила подушки у него за спиной. Теперь он более внимательно оглядел комнату. Изящная дубовая отделка стен, витражи на окнах, выходящих на зеленую лужайку, кизиловые деревья… Однако Алоиз заметил на них решетки. Основную часть блестящего паркетного пола покрывал персидский ковер. Единственным указанием на то, что Пендергаст находился в больнице, был странного вида медицинский агрегат, встроенный в стену возле кровати, с циферблатами, огоньками и электродами на длинных разноцветных проводах.

И тут взгляд пациента приковала к себе диковинная картина: атласное кресло с подголовником, в дальнем углу которого кто-то посадил куклу, изображавшую чревовещателя. У нее были каштановые волосы и алые губы, а еще — белый халат врача и стетоскоп на шее. За широко раскрытым ртом игрушки виднелась черная дыра. Безжизненные голубые глаза под изогнутыми бровями, не мигая, смотрели на Пендергаста. Кукла сидела очень прямо, вытянув перед собой ноги, ее лакированные коричневые туфли украшали желтые шнурки.

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату вошел крупный жизнерадостный мужчина с венчиком волос, обрамлявших лысину. Он был одет в синий костюм из саржи с красным галстуком-бабочкой и красной гвоздикой в бутоньерке. В руках мужчина держал пюпитр в виде дощечки с зажимом.

Диоген встал и протянул ему руку:

— Приветствую вас, доктор Огастин. Мы так рады, что вы пришли! Он очнулся и, позволю себе заметить, ведет себя намного более разумно.

— Превосходно, — сказал врач, поворачиваясь к Пендергасту: — Полагаю, у нас прорыв.

— Прорыв? — усмехнулся Алоиз. — Вовсе нет. Скорее нечто вроде наведенной галлюцинации, заговор с целью лишить меня разума.

— Это говорят остатки ваших заблуждений, — возразил медик. — Но ничего страшного. Могу я… — Он указал на место рядом с куклой, собираясь присесть туда.

— Меня совершенно не интересуют ваше удобство, — заявил Пендергаст. — Делайте что хотите.

Огастин сел, не теряя спокойствия.

— Я рад видеть, что вы узнали Хелен и Диогена. Это большой шаг вперед. Прежде вы их даже не видели, такими сильными были ваши фантазии о том, что они мертвы. А теперь, если вы не против, я бы хотел вам все объяснить, пока ваше просветление не закончилось.

Пациент только махнул рукой.

— У вас очень сложный случай, возможно, самый сложный в моей практике, — принялся объяснять медик. — Я намерен подвести итог нашей работы за несколько месяцев. Когда двадцать лет назад вы служили в частях особого назначения, вам пришлось пережить тяжелейшую психотравму. Мы самым тщательным образом с ней разобрались, и сейчас нет необходимости возвращаться к тем событиям. Достаточно сказать, что тот опыт был настолько жутким, что представлял серьезную угрозу вашему разуму — более того, самому вашему существованию. Вы покинули части особого назначения, но перенесенный шок вызвал крайнюю форму посттравматического стресса, скрытого в глубинах вашего сознания и не поддававшегося лечению — как раковая опухоль. Он воздействовал на вас все эти годы. Будучи человеком состоятельным, вы могли позволить себе не работать, но вынужденное безделье причиняло вам мучительные страдания. У вас начались галлюцинации. В борьбе с посттравматическим синдромом вы в своих иллюзиях превратились во всемогущего агента ФБР, который сражается с несправедливостью, убивает без всякой пощады и избавляет мир от зла. Ваши фантазии полностью заслонили от вас реальный мир.

Пендергаст смотрел на врача. И, хотя ему очень не хотелось верить этому человеку, он видел в его словах пугающую логику. В качестве доказательства в комнате находились Диоген и Хелен, два человека, которых Алоиз считал умершими. Они двигались, дышали и разговаривали. Он не мог не верить собственным глазам. И все же… воспоминания о работе в ФБР, водопадом обрушившиеся на него, когда он слушал брата, были не менее сильными.

— Вы находились в месте, где царил мрак, — сказал доктор, постукивая ручкой по дощечке. — Но теперь у вас наметился настоящий прогресс, являющийся прямым следствием лечения. На прошлой неделе ваше состояние выглядело настолько многообещающим, что я пригласил двух людей, которые больше всех о вас тревожились — вашего брата и бывшую жену, — чтобы они находились рядом. Самый трудный момент всегда возникает после того, как человек выходит из туннеля.

— Где я? — спросил больной.

— В санатории Стоуни-Маунтин, неподалеку от Саранак-Лейк, в северной части штата Нью-Йорк.

— И как я сюда попал?

— Ваша экономка обнаружила, что вы забаррикадировались в своей квартире в Дакоте и бредите о нацистах. Она вызвала полицию, те оповестили вашего брата, и он вместе с вашей бывшей женой организовал вашу транспортировку сюда. Это произошло почти шесть месяцев назад. Сначала движение вперед было медленным и трудным, но в последнее время наметилось значительное улучшение вашего состояния. Ну а теперь, после того как я все объяснил, скажите — как вы себя чувствуете?

Пендергаст повернулся к Диогену, и его вновь поразило выражение братской тревоги, застывшее на этом лице.

— А вот, Алоиз, самая болезненная часть твоих заблуждений, — сказал Диоген. — Я всегда тебя любил. Разумеется, в детстве у нас нередко возникали разногласия — у каких братьев обходится без этого? И видеть, как наши детские размолвки переросли во взрослую паранойю, было для меня настоящей мукой. Но я люблю тебя, брат, и давно понял, что это болезнь, а не твой сознательный выбор.

Пендергаст повернулся к Хелен:

— А ты?..

Она опустила глаза:

— Сначала у тебя возникла фантазия, что меня убил лев в Африке. Затем твои иллюзии стали еще более странными — ты решил, что меня убил не лев, а нацисты в Мексике. Я… не могла это выносить и поэтому развелась с тобой. Мне очень жаль. Может быть, я оказалась слишком слабой. Но я никогда не переставала тебя любить.

Наступило молчание. Алоиз окинул взглядом комнату. Она казалась такой настоящей, такой четкой… и успокаивающей. Он вдруг почувствовал облегчение, словно закончился длительный кошмар. А если они говорят правду? Если так, то ужас смерти Хелен — лишь плод его воображения. И как же чудесно будет освободиться от жутких воспоминаний, давящего чувства вины, боли и сожалений, забыть об отвратительных вещах, которым он стал свидетелем как агент ФБР! И ему не придется больше жить с болью от безумия Диогена и его неумолимой ненависти…

— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор Огастин.

На Пендергаста снизошло умиротворение. Теперь он мог забыть все. Как если бы оковы его старых фальшивых воспоминаний и прежних вымышленных действий исчезли и у него появился шанс начать новую жизнь.