Юлия Михалева - Невидимые

— Пойду я, Дашутка. Передай матери, когда вернется — пусть не тревожится. Чую я: хороший сегодня день. Удачный.

Пожалуй, история все же стоит того, чтобы сыщик за нее заплатил. И не меньше, чем долг по аренде. А лучше больше, чтобы и на хворого Петьку осталось.

Идя в гостиницу, Макар готовился к долгому ожиданию, однако Червинский прибыл первым. Более того: судя по окуркам, он провел в номере довольно долго.

— Что ты узнал? — сыщик приступил к расспросам, лишь только за Макаром закрылась дверь.

— Все! — бодро отвечал он, располагаясь на нечистой кровати. Главное теперь — не растерять мысли и не спутаться. — Эх, жарища-то какая стоит! Невтерпеж.

— Ну? — Червинский не поддержал светскую беседу.

— Бывал я в Старом городе, как вы и велели.

— Давно пора. Не барышня.

— Зашел в трактир "Муслин", что недалеко от спуска, прямо на повороте.

— Я знаю, где это.

— Публики там много разной давеча собралось… И все говорили, говорили. Убийства, между тем, обсуждали. Невидимых-то ваших.

Макар промокнул лоб ладонью. От волнения он, как всегда, начинал забывать, о чем идет речь. Именно потому и экзаменов в реальном не выдержал. Зубрил месяц — но все пропало в минуты. И вот то же самое — прямо сейчас. Посреди беседы с Червинским Макар вдруг совершенно некстати припомнил прохладный, пахнущий мышами и сырой обувью, учебный класс.

Пауза затянулась.

— И? О чем языком-то чесали?

— А… Ну да. Сперва гадали — кто же это мог быть? Но потом заговорил один господин. Важно так. Дескать, все дело рук людей из театра, что у сквера. Они и нападают, а потом в самом своем театре ворованное хоронят.

— Прямо у себя? Так нелепо же. Что вдруг за театр?

— Кажись, "Борис".

— Хм. Любопытное название. Не слыхал о таком. Ничего не путаешь?

Макар пожал плечами.

— И что за человек обо всем рассказывал?

— Откуда мне знать, господин Червинский! Не мог же я прямо у него спрашивать.

— И то верно. Но прямо и не нужно. Беседу-то подхватить вполне мог. Что ты еще узнал, Свист?

Продолжение речи агент не подготовил, и потому развел руками.

— Как, все? Ну что ж. Сегодня же отправляйся в тот театр и все вызнай. Понял?

Макар растерялся.

— Прямо так и пойти? Да кто же мне что скажет? А нельзя ли просто взять — и всех сразу задержать?

— Да ты в своем уме? С бухты-барахты? Когда все вызнаешь, укажешь на виновных и на их схрон — тогда и придем.

Надежды продолжали рушиться.

— Мне нужны деньги, господин Червинский! — не своим голосом — жалобным и плаксивым — взмолился Макар. И внезапно нашелся: — Я не могу туда явиться вот так! Меня погонят!

Сыщик потер нос, раздумывая.

— Ну, на сей раз ты, пожалуй, прав. Выглядишь и в самом деле негодно. На вот, на новую одежу, — он достал прямо из кармана "красненькую" и положил на стол.

Макар аж сглотнул. А он-то уж подумал, что удача отвернулась окончательно. Теперь бы раздобыть еще четыре рубля — и, быть может, домовладелец, получив плату за месяц, согласится погодить еще немного.

Заметив радость Макара, Червинский усмехнулся. Поди ж ты, мелкий жулик — а туда же: будущей обнове радуется, как дитя.

Все-таки было не слишком правильно совсем не делиться с ним теми деньгами, что выделялись на агентов.

— Ну ладно, Свист. Справь костюм — и вечером в театр. К среде жду тебя с новостями.

Сжав дрожащей большой рукой купюру, Макар кивнул.

Театр — проблема. Там и впрямь придется поотираться, чтобы узнать хотя бы имена. На кого-то же надо указать. Но это будет потом.

Сейчас же он поспешит домой.

Не обманул сестру, ой, не обманул! Сердцем чуял, что день окажется удачным.

— "До сей поры не имеется ни одного подозреваемого. Полицейские признали, что преступники оказались слишком хитры, и, если они не оставят следов и впредь, то отыскать их не представляется возможным", — медленно, с чувством прочитал насмешливый сыщик с торчащими вверх волосами и пушистыми бакенбардами.

Двое недавно вошедших городовых активно кивали после каждого предложения. Входя, они собирались что-то сказать — но, вероятно, сообщение терпело отсрочку, раз уж ему предпочли прослушивание субботних новостей.

Окончательно взмокший за часы ожидания в участке, Бирюлев чувствовал себя жалко. И без того унизительная роль просителя усугублялась особым отношением, которое здесь торопился выказать каждый, едва слышал фамилию репортера. Псевдоним не спасал — полицейские точно знали, кто за ним кроется.

— Ну-с, господин Бирюлев, вы и сами ответили на свой вопрос, — дочитав до конца, сыщик вернул на стол засаленную газету с кричащим заголовком. "Невидимые убийцы: полиция признала бессилие". Это все вина бестактного Титоренко — не удосужился придать заметке менее воинственный вид.

Бирюлев сглотнул и промолчал. Нервы ощутимо сдавали, и он весьма сомневался, что, заговорив, сможет держаться достойно.

— Как же мы сможем помочь, если, как вы сами заметили, мы бессильны? — глумился сыщик. — У нас не хватает ума для поиска хитрых убийц… Что тут поделать? Они слишком ловко запутывают следы.

Репортер смотрел в окно кабинета. Разбитое стекло с внутренней стороны закрывала картонка. Она мешала понять, что происходит на улице: виднелось лишь небо. Светло-голубое и уже выгоревшее, хотя лето только началось.

— Господин Червинский, я прождал вас более трех часов… Для того, чтобы вы… — голос дрогнул.

— Три часа? Ха. Это совсем недолго. Бывает, и с утра до вечера ждут. Скажи, Власенко?

— Еще как, — подтвердил городовой.

— Отчего вы решили, что вы у нас — единственный? Вы обратились к нам только вчера, господин Бирюлев. Или как там вас? — сыщик снова заглянул в потрепанную газету: — Ого, "Приглядчик". Так вот, я расскажу, как обстоят дела. Людей у нас мало. При этом мы, знаете ли, живем в очень беспокойное время. Что ни день — то новые убийства. Настоящие. Жертв режут, душат, им проламывают головы. С ними происходит совсем не то, что с вашим батюшкой. Там же пока лишь ваши домыслы.

— Его убили!

— Не стоит злиться, право. Почему вы, в самом деле, так полагаете? Он мог сам умереть в своей постели. Скажем, от сердца. А потом, допустим, тело нашла прислуга — она и ограбила дом.

Звучало правдоподобно. Более того: столь простое объяснение еще накануне закрадывалось в голову и самому Бирюлеву. Но что-то с ним было не так, в картине чего-то смутно не доставало — и потому никак не удавалось успокоиться мыслью об естественной смерти.

— Отец никогда не маялся сердцем.

— В его возрасте такое могло произойти и внезапно. Впрочем, верно: утверждать что-либо рано. Вскрытие еще не готово. Если оно, конечно, поможет при нынешних обстоятельствах. Пролежал он не меньше недели.