Елена Богатырева - Ловцы душ. Исповедь

Вечера наши проходят все так же. Мы садимся в круг и повторяем за Андреем нараспев слова молитвы. Маша теперь вместе с Галиной легко входят в состояние транса, но, глядя на них, мне не кажется, что это свойство имеет какое-то отношение к возвышению духа, похоже, это действительно такое свойство психики. Теперь я с Андреем согласна. Я во многом с ним согласна, за исключением, может быть, одного. И это очень важно. Мне нужно проверить…

Осень словно холодной водой окатила нас. Все замерзли и простыли. Все-таки горожане не приспособлены к жизни на земле. Здешние дети, как рассказывает Женя, до сих пор бегают босиком и даже насморка не знают. Вот что значит привычка.

В середине дня я сказала Дмитрию, что хочу пойти прогуляться. Обещала далеко не уходить и быть на виду. Но не будет же он караулить меня у окна весь день. Выйдя на поляну, я села на пень под деревом и просидела там довольно долго, пока силуэт Димы не прекратил мелькать в окне. Тогда я поднялась и быстро припустилась к лесу.

Данила вышел мне навстречу. Он ждал меня.

— Он убил его. Я видел, — это были его первые слова.

Данила рассказывал, но я не могла поверить, я все больше и больше подозревала его. Этот лихорадочный блеск, да и странный он очень…

— Тебе нужно бежать от них, — сказал он.

Почему от них? Он говорил таким тоном, будто все они заодно.

— Если не хочешь погибнуть, уходи, я буду ждать тебя каждый день здесь же.

Я вернулась домой в полном смятении. Никого не хотелось видеть. Но деться было некуда, разве что пойти к Галине, помочь ей с огородом. Картошку мы уже выкопали, оставалось только немного зелени, но Галя по привычке, быть может, проводила в огороде по полдня. Я вышла к ней и спросила, не нужно ли помочь… От моего вопроса она расплакалась. Долго мне пришлось ее успокаивать, говорить ей ласковые слова. От каждого моего слова она заливалась слезами все больше.

Я жалела ее, не понимая, что именно моя жалость и вызывает такой поток слез. Мне казалось, что она плачет по Лешке…

— Прости меня, Марта, — сквозь рыдания, наконец, выдавила Галина, оторвавшись от меня, но вцепившись в мои руки мертвой хваткой.

Кажется, она даже пыталась поцеловать мне руку.

— Ты такая добрая, такая чистая, ты меня жалеешь, вместо того чтобы пристрелить…

— Галя, опомнись, что ты, Галя? — приговаривала я, пытаясь высвободить руки, но она не отпускала.

Она держала меня на расстоянии и смотрела в глаза:

— Я сплю с Андреем, марта! Очнись! Мы все с ним спим!

— Что ты такое несешь? Ты с ума сошла…

Я не договорила, потому что заглянула в глаза Гале и поняла, что она не врет. Галю трясло. Заговорив, она уже не могла остановиться:

— Он людоед, марта! Он нас всех привязал к себе намертво. Он съел наши души. Ты что, ослепла?

Она притянула меня к себе и зашептала:

— Он и Лешку кончил. Лешка застукал нас с ним ночью, и они страшно разругались. Даже драться начали. Лешка сказал, что Сеня был человеком, а Андрей — дерьмо собачье. И еще, что уедет… Я уверена, что это он его… Как раз на следующий день дело было…

Значит, Данила не обманул. И Галя про то же…

— Мне, наверно, лучше уехать, — сказала я, чувствуя себя полной идиоткой. — Галя, давай уедем!

— Э-эх. — Она снова заплакала. — Я беременная. Куда мне теперь?

Это было выше моих сил. Нужно было собираться и немедленно бежать отсюда. Я попыталась вырвать руки, но Галя опять не отпустила.

— И не думай бежать. Поймает — убьет. Лешку убил и тебя не пожалеет. Ему теперь терять нечего.

— Нужно рассказать Диме, Маше, нас ведь много!

— Боже, до чего ты слепая! Я среди вас себя всегда дурочкой чувствовала, когда вы о философии рассуждали. Но по жизни выходит, ты дурочка еще почище меня! Димка — уж не знаю, что он там с ним сделал, — Андрею теперь заместо пса цепного. Он же с тебя глаз не спускает в последнее время, заметила? А Машка в том же положении, что и я…

— Эй, что вы там не поделили? — раздался неожиданно Димин голос.

Он шел к нам из дома, поигрывая ружьем. Я взглянула на него и поняла вдруг: все, что говорила Галя, — чистая правда. Глаза у него были холодные, он остановился неподалеку, выжидая.

Я не сумела ему ответить. Где-то за моей спиной замкнулся круг, и в голове от этого помутилось. Кажется, я побежала, и Дима вроде бы кинулся сначала к Галине, а потом — за мной. Помню только грохот собственного сердца и гул ветра в ушах. Дороги я не разбирала. Куда и сколько бежала — не помню совсем. Очнулась, лишь когда упала у реки и никак не могла отдышаться, потому что душили рыдания. Я ревела в голос, цепляясь за ползучую траву, вырывая ее с корнем, ломая ногти. Но и на это сил скоро не осталось. Я лежала на берегу, на спине, и небо смотрело мне в лицо с насмешкой.

Данила долго не решался подойти ко мне. Он понимал, что мне все равно нужно пережить это самой. Я даже не удивилась, когда увидела его рядом. И вот тогда он наконец рассказал мне все.

А знал он многое. Обрывки подслушанных разговоров его не удовлетворили. Он несколько раз по ночам забирался в больницу, перебирал бумаги Андрея, просматривал его почту. Творилось что-то не только противозаконное, но и страшное. Нечто такое, что невозможно остановить. Черная волна поднималась и набирала силу…

Я слушала Данилу, и казалось, слезы мои никогда не высохнут…

Выходило так, что еще в Ленинграде Андрей попал в неприятную историю. Как врач-анестезиолог, он имел доступ к сильнодействующим наркотическим веществам. Кто-то обратился к нему, ссылаясь на больного раком родственника, разжалобил и выцыганил несколько упаковок какого-то препарата. Естественно — за приличное вознаграждение, но потом выяснилось, что никакого больного не существует, а есть только группа людей, использующих наркотики в своих целях. Андрей оказался повязан и, сделав первый шаг, вынужден был сделать второй и третий.

Препараты, которые он доставал, хранились в специальном сейфе и подлежали обязательной регистрации и учету. Ключ от сейфа был у его коллеги, и, когда обнаружилась пропажа, его тут же посадили. Андрей был в панике. Несколько недель по клинике разгуливали люди в штатском, присматривались к персоналу, вызывали то одного, то другого для беседы.

Поездка на Алтай, которую задумали его сумасшедшие соседи, оказалась как нельзя кстати.

Он подал заявление об увольнении под предлогом переезда в другой город и получил свободу за несколько часов до того, как оказался на вокзале. Домой он заходить не стал. Люди в штатском могли оказаться и там. К чему рисковать?