Дик Фрэнсис - Дьявольский коктейль (сборник)

Я вывернул пакет и сосал его, как ребенок, а потом вновь наполнил его воздухом из своих легких, дрожащими руками перетянул резинкой и повесил на руль.

Неожиданно я вспомнил, что у меня в багажнике лежит кое-что из снаряжения Эвана. Может быть, оно уже понадобилось ему, может быть, он уже ищет меня?

Эван, пошевеливайся, ради Бога!

Но Эван уехал на север, к широкой серо-зеленой и мутной реке Лимпопо, гоняться за олифантами.

А я... Я был прикован к раскаленному автомобилю и медленно подыхал из-за золотого рудника, владеть которым не имел ни малейшей охоты.

И вновь явилась ночь. С ней вернулся голод.

Я знал людей, которые платили большие деньги за то, чтобы сбросить несколько килограммов. Есть люди, которые голодают в знак протеста. Одним словом, голод – это не такая уж страшная вещь, это можно терпеть.

Это можно терпеть. Как боль.

Ночь была восхитительно холодной. На рассвете я старательно вылизал оконное стекло и продолжил свои записи. Я описывал малейшие подробности, все, что могло пригодиться в расследовании причин моей смерти.

Прежде чем я закончил, вновь началась невыносимая жара, поэтому я сделал приписку для Кейт что люблю ее, и расписался, так как подумал, что к вечеру ослабею настолько, что не смогу шевельнуть ни ногой, ни рукой. Затем я сунул записи под левую ягодицу, чтобы они не упали на пол, сунул карандаш под ремешок часов, выпустил воздух из пластика, чтобы запастись порцией воды, и стал думать о том сколько мне осталось жить.

К полудню жить уже не хотелось.

Однако я как-то продержался до того момента, когда решил выпить те несколько капель воды. Я обсосал мешочек, причем едва не прогрыз его, надул, завязал и повесил. Это далось мне с огромным трудом. К завтрашнему утру, думал я, к завтрашнему утру вновь наберется наперсток воды, но я его уже не выпью.

Мы мало знали о медленной смерти, когда снимали наш фильм. Мы почти полностью сосредоточились на душевном состоянии умирающего, а не на физических симптомах. Мы ничего не знали о том, что ноги становятся тяжелыми, как свинец, а пальцы распухают, как грибы-дождевики. Мне легче было бы научиться летать, чем вновь надеть носки и туфли.

Мы не знали, что живот раздувается, как воздушный шар, так что ремни безопасности режут воспаленную кожу, как ножи, что глаза жжет, немилосердно печет, так как отказывают слезные железы. Мы не представляли себе, какая страшная вещь пересохшая глотка.

Сумасшедшая жара действовала оглушающе. Была одна огромная всеобъемлющая боль. Я был уверен, что она никогда не кончится.

Разве что со смертью.

Во второй половине дня, ближе к вечеру, пришел слон и своротил дерево, листья которого ощипал жираф.

Прекрасная аллегорическая сцена для Эвана, подумал я. Слон, уничтожающий джунгли.

Но Эван был далеко.

Эван, Эван, черт тебя побери, вытащи меня отсюда!

Слон подкрепился и ушел, оставив обглоданное дерево вздымать корни, как будто моля небо о помощи, и умирать от жажды.

Прежде чем совсем стемнело, я написал еще несколько фраз в моей записке. Руки дрожали, судорога сводила пальцы, огрызок закатился под сиденье. Я не смог поднять его распухшими пальцами ног.

Я бы поплакал, но это было бы расточительством.

Я не помнил, как давно я нахожусь здесь и как скоро наступит среда. Она была далека, как Кейт, и так же недостижима. Начались галлюцинации. Я видел наш бассейн и купающихся в нем детей. Видение было гораздо правдоподобней, чем ситуация, в которой я находился.

Сильная дрожь не проходила несколько часов.

Ночь была холодной. Мышцы окоченели. Зубы стучали. Голод терзал кишечник.

Утренняя роса струилась по стеклам. Я осушил языком часть левого стекла. Слаб я был, как младенец. Лизал я медленно и неуклюже.

У меня не хватило сил приоткрыть окно, но я знал, что умру не от недостатка кислорода.

Солнце встало в розовой дымке.

Я мечтал потерять сознание, понимая, что только это принесет мне желанный покой. Даже бред будет облегчением. Надежда, ожидание, способность ориентироваться в ситуации, держать ее под постоянным контролем были дополнительной мукой. Я ждал, когда угаснет рассудок. В этот момент я умру. Это единственное, что будет смертью. А сердце может останавливаться, когда захочет.

Мощные волны зноя били в автомобиль, как таран.

Я горел.

Горел.

И все-таки они приехали.

В полдень. Эван и Конрад на пикапе. Эван, как обычно, был полон энергии, он размахивал руками, глаза его сияли. Слегка запыхавшийся Конрад вытирал лоб носовым платком.

Они подошли к автомобилю, открыли дверцу и онемели. Я думал, что они мне мерещатся, я был уверен, что сейчас они исчезнут.

Первым заговорил Эван.

– Ты куда подевался, черт тебя возьми? Мы со вчерашнего дня ищем тебя по заповеднику.

Я не ответил. Не мог.

Конрад повторял:

– Боже мой... Боже мой... Дорогуша... Боже мой... – совсем как испорченная пластинка.

Эван вернулся к пикапу, подъехал ближе и вытащил из багажника красный ящик.

– Будешь пиво? – спросил он. – Воды у нас нет.

Он наполнил бумажный стаканчик и поднес его к моим губам. Пиво было холодным и несказанно прекрасным. Я выпил только половину, каждый глоток давался с трудом.

Конрад открыл правую дверцу и залез в машину.

– У меня нет ключа, – жалобно сказал он.

Впервые за все это время мне стало смешно.

– Фу! – сказал Эван. – Ну и воняет же от тебя.

Наконец-то они сообразили, что я не могу говорить. Конрад вышел из машины и полез в багажник. Вернулся он с четырьмя кусками стальной проволоки и мотком изоленты.

Отмычка получилась не очень удачной. Конрад ругался, пыхтел, пока ему удалось отжать защелку и освободить мою правую руку. Левая могла подождать.

Потом они отстегнули ремни и стали тащить меня из машины. Это было нелегкое дело. Мое тело застыло, как желе в формочке.

– Может быть, смотаться за врачом? – предложил Эван.

Я энергично замотал головой. Я должен был срочно кое-что сообщить им, причем до того, как появятся посторонние. Трясущейся рукой я достал из-под себя мои записи и жестом попросил авторучку. Конрад протянул мне золотой «Паркер». Я написал на конверте: «Если вы никому не скажете, что нашли меня, мы сможем поймать того, кто это сделал». А потом, немного подумав, добавил: «Это очень важно».

Они, став плечом к плечу, разбирали мои каракули и буквально чесали в затылках.

Я написал: «Занавесьте ветровое стекло».

Это было сделано мгновенно. Температура в автомобиле понизилась на десяток градусов.

Эван снял с баранки мой полиэтиленовый пакет.