Стивен Джонс - Новая книга ужасов

Я ощутила настоящий прустовский поток, неоспоримую уверенность, что время можно покорить. Я сидела за столом ресторана в Эдинбурге, ощущая свежий вкус вина на языке, и в то же время свернулась в плетеном кресле в давней комнате нью-йоркского общежития. Запах ароматической палочки с соседской половины соперничал с ароматами гвоздики, апельсина и корицы, а из стерео лился голос Джони Митчелл; читая, я потягивала маленькими глотками чай «Констант Коммент», и слова Хелен Ральстон вспыхивали перед глазами, навсегда изменяя меня и мой мир откровением, разрушающим и одновременно творящим вселенную: время – лишь иллюзия.

– Мне суждено написать эту книгу, – сказала я своему литературному агенту со всей страстью подростка, каким была тридцать два года назад.

Селвин не усмехнулся, но я уловила искру веселья в его взгляде и сердито нахмурилась, ощутив прилив неуверенности в себе.

– Ты думаешь, я сошла с ума?

– Нет, нет, – он наклонился над столом и твердо положил руку поверх моей. – Я думаю, что ты снова говоришь как прежде.

Принесли еду, и мы заговорили о других вещах.

Крабовые котлеты действительно оказались великолепны. Их подавали с хрустящими картофельными галетами и восхитительной смесью печеных сладких перцев и испанского лука. Салат состоял из рукколы, кресса, молодого шпината и еще нескольких вкусных экзотических растений, которые я не смогла распознать, заправленных нежным пряным бальзамическим соусом. Стоило мне выразить восторг, Селвин усмехнулся и покачал головой:

– Тебе надо чаще выходить в свет. Это обычный ресторанный салат.

Ближайший к моему дому ресторан располагался в двадцати милях и не вписывался в мой бюджет.

– Я нечасто выбираюсь, но такое сделала бы и сама, если бы смогла достать рукколу в коопе.

– Ко-оп? – то, как он это сказал, напоминало даму Эдит Эванс с ее бессмертным: «Су-умочка?!» из «Как важно быть серьезным».

– Кооперативные магазины еще существуют? И ты ходишь туда за покупками ?

– Порой приходится.

– Ох, милая. Когда же ты вернешься к цивилизации?

– Между прочим, я не считаю, что цивилизация заключается в удобстве потребления.

– Нет, – в его голосе не чувствовалось уверенности. – Но чем ты занимаешься в провинции? Я хочу сказать, что там такого притягательного?

Селвин был таким убежденным горожанином, что не видел от деревни никакой пользы, кроме как найти местечко для тихого воскресного отдыха.

– Занимаюсь чем и везде.

– Ты бы и здесь ходила в кооп?

Я рассмеялась.

– Ну, нет. Но писать я могу где угодно.

– Разумеется. А когда ты не пишешь, то в городе есть галереи, театры, книжные магазины… что тебе нравится в провинции?

– Холмы, море, покой и тишина, прогулки пешком, прогулки под парусом…

Селвин кивал.

– Помню, помню. Я уже допрашивал тебя на этот счет, когда ты заявила, что собираешься замуж за своего бывшего редактора и уезжаешь из Лондона. Я не мог этого понять. Не то, что ты выходишь за Аллана – издательский мир не заслуживал такого отличного парня, – но зачем уезжать?

Я вздохнула.

– Мы решили сделать жизнь проще. Аллан терпеть не мог свою работу, а я просто уже наелась по горло… мы подсчитали, что если продадим квартиры и купим лодку, то сможем проводить больше времени вместе и жить лучше – за меньшие деньги.

– И тебе это все еще подходит?

Я гоняла по тарелке полоску перца. Та жизнь предполагалась – и годилась – для двоих. После смерти Аллана я последовала совету ближайших друзей не совершать необдуманных поступков и не бросаться в крайности, так что не стала переезжать или еще что-то существенно менять в жизни. Какой в этом смысл, если подумать? Единственное, что было для меня важно, я все равно никак не могла изменить.

– Я не могла себе позволить переехать обратно в Лондон.

– Есть и другие города. Не говори об этом южанам, но я на самом деле предпочитаю Эдинбург. Или Глазго.

– Думаю, ты не следил за ценами на недвижимость после деволюции.

– Но если ты продашь ферму, то наверняка…

– Это не ферма, Селвин, это фермерский домик. Миленькая безделка. Ферма принадлежит другим людям, и большой красивый дом тоже, и вся земля. Они просто позволяют нам пользоваться дорогой.

– Все равно он должен сколько-то стоить. Подумай об этом. Когда ты начнешь работать над книгой, тебе не захочется ввязываться в кутерьму с переездом, зато потребуется хорошая библиотека под рукой.

Я представила себя в библиотеке, окруженной кипами книг. Думать над проектом, искать сведения, наконец-то заниматься настоящей работой – это все выглядело невероятно соблазнительным.

– Для начала нужно будет составить предложение, что-то такое, что я смогу показать. Просто несколько основных фактов: чем интересна Хелен Ральстон, какую позицию ты предполагаешь занять, почему ее биография давно просится на рынок, – он прервался. – До сих пор ведь ни одной не было, верно?

– Я ни об одной не знаю.

– М-м. Стоит проверить в самых затерянных каталогах университетских изданий… это ты сможешь сделать по сети. И поспрашивай, может, кто-то уже над этим работает. Это тоже полезно знать.

Сердце в груди замерло.

– А если кто-то уже… я все равно смогу написать свою книгу?

– Проблема в том, что издатели всегда рады заказать новое жизнеописание Диккенса или Черчилля, но никто не хочет публиковать две «первых биографии» в один год. Может, даже и в одно десятилетие.

За последние несколько лет я посвящала Хелен Ральстон разве что случайную мысль. До обеда у меня не было намерения писать ее биографию, и все-таки сейчас мне хотелось этого больше всего. Мысль, что от этой идеи придется отказаться, была невыносима.

– Не грусти! Если кто-то и получил такой заказ, то это наверняка какой-нибудь скучный старый ученый, который будет писать лет десять, так что у тебя есть шанс выпустить биографию первой. В любом случае, не беспокойся об этом. Просто прочеши местность. Если окажется, что эта биография выходит в следующем году – что ж, гораздо лучше узнать об этом заранее, до того как ты потратишь на проект много времени и сил.

«Предупрежден – не обязательно вооружен», – подумала я.

Я не особенно полагалась на способность знаний уберегать от боли. Если бы я заранее знала, что Аллан умрет от инфаркта в шестьдесят, его смерть причинила бы ничуть не меньше боли – и это знание не помешало бы мне его полюбить. Выходя за него замуж, я знала, что его отец умер от инфаркта в шестьдесят лет, и даже если исключить генетику, по статистике выходило, что я переживу Аллана на несколько десятилетий. Я вышла из крепкого крестьянского рода, и женщины в моем роду жили долго.

– Как мне искать? То есть, с кем говорить?