Стивен Джонс - Новая книга ужасов

Позднее, около полуночи, случилось то, после чего, наверное, ни для кого из нас мир не останется прежним. Я говорю это так, будто был один, хотя на самом деле там находились мы все и все это запомнили.

Внезапно снаружи послышалось завывание, а затем приглушенный плач – он приближался. Том тут же вскочил на ноги и выглянул в окно, будто ждал, что это случится. Мы увидели, как через площадь бежал маленький Билли – по его лицу текла кровь. Некоторые из нас бросились к двери, но Том крикнул, чтобы все оставались в баре, и нас словно пригвоздило к нашим местам. Сам же он вышел наружу. Мальчик, увидев его, подбежал, и Том укрыл его плащом, крепко прижав к себе. Но внутрь он не возвращался. Просто стоял и словно бы чего-то ждал.

Теперь, когда рассказывают о тишине, часто несут всякую чушь. Я, если выпадает время, читаю романы – в них, бывает, натыкаешься на фразочки типа «время замерло» и думаешь: ну и бред! Поэтому скажу только, что в ту минуту мне показалось, будто все, что есть в этом мире, затаило дыхание. Не было ни ветра, ни движения. Спокойствие и тишина казались не просто осязаемыми – они словно были всем, что когда-либо было и когда-либо будет.

Мы ощутили слабую красноватую пульсацию, будто источавшую насилие, которая исходила с дальнего конца площади – и только затем увидели там человека. Это был Сэм – он брел, размахивая бутылкой, словно флагом, и ругался на чем свет стоит. Сначала он не заметил Тома и Билли, стоявших с противоположной стороны фонтана, и, пошатываясь, остановился, но затем принялся кричать. Грубые звуки его голоса, казалось, врезались в тишину, но вместо того, чтобы разрушить ее, разбивались сами. Затем он рванул поперек площади – и если разум человека мог быть всецело поглощен мыслями об убийстве, то именно таким человеком был в ту минуту Сэм МакНилл. Он выглядел так, будто вышел в тот вечер без души. Мне хотелось крикнуть Тому, чтобы он убирался оттуда, зашел внутрь, но слова застряли в горле и мы просто стояли как вкопанные, вцепившись в барную стойку так, что побелели костяшки пальцев. Мы смотрели, широко разинув рты. Том оставался на месте и наблюдал, как Сэм подходил к нему, все приближаясь, уже достигнув того места, где художник обычно рисовал. А мы словно смотрели из окна на что-то произошедшее давным-давно и в другом месте, и чем ближе подходил Сэм, тем больше мне становилось за него страшно.

Тогда-то Сэм и замер на месте – и заскользил вперед, как в каком-нибудь детском мультике, а крик его затих в надорванном горле. Широко распахнув глаза и нелепо округлив рот, он уставился на землю перед собой. А потом завопил.

Он кричал высоко и пронзительно, как женщина, и я, видя, как эти звуки исходят из горла такого здорового мужика, ощутил, как меня пробирает страх. Сэм задергался и попытался пятиться назад, но не сдвинулся с места.

Его движения стали ясны примерно в тот же момент, когда крики ужаса сменились воплями агонии: он пытался высвободить ногу, которой что-то мешало.

Вдруг он словно припал на одно колено, тогда как вторая нога осталась торчать сзади. Затем запрокинул голову и завопил в темное небо. Тогда-то мы увидели его лицо – я не забуду его до самой смерти. Это было лицо из первобытных времен, – лицо, отражавшее самые древние страхи и кошмары. Лицо, которое никто не хотел бы примерить на себя – особенно оставшись ночью в темноте, где нет никого вокруг, лишь что-то, таящееся под кроватью…

Затем Сэм упал лицом вниз, выкрутив ногу – и продолжая дергаться, кричать и цепляться руками за землю, срывая с пальцев ногти и истекая кровью. Может, это была игра света или у меня заискрилось в глазах – ведь страх сковал меня так, что я не мог и моргнуть, – но по мере того, как ослабевали его дерганья, его было все труднее разглядеть. А чем крепче задувал ветер, тем сильнее с ним сливались его крики. Но он продолжал извиваться и стонать, пока вдруг не раздался отвратительный треск, с которым все стихло – и движения, и звуки.

Наши головы, будто привязанные к одной нити, разом повернулись в сторону Тома, и мы увидели, что он стоял все там же в своем развевающемся плаще. Он держал руку на плече Билли, и еще рядом откуда-то появилась Мэри. Она рыдала, уткнувшись ему в плащ, а он приобнимал ее второй рукой.

Не знаю, сколько мы их так разглядывали, но затем все повскакивали с мест и высыпали наружу. Пит и Нед побежали к Тому, а мы с Джеком направились к месту, куда упал Сэм. Мы смотрели туда и, честно вам скажу, теперь вся моя жизнь с того момента кажется мне наклонной линией, тянущейся от него, как от пика.

Перед нами был нарисованный мелками тигр. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, у меня мурашки по коже ползают и такое ощущение, будто кто-то пробил в груди дыру и засыпал в нее целый галлон ледяной воды. Но я вот что скажу: Джек тоже там был, и он знает, что мы там видели, а чего не видели.

Но кого мы не увидели, так это Сэма МакНилла. Его там просто не было. Зато был рисунок тигра, сделанный фиолетовыми и зелеными мелками, уже немного истершийся. А красная пасть зверя теперь стала намного больше, чем была днем, и я уверен, что если бы кто-то из нас осмелился протянуть к ней руку и дотронуться, она оказалась бы теплой.

Но вот что рассказывать труднее всего: днем, когда мы с Джеком видели этого тигра, он был худым и жилистым, а ночью, я готов поклясться, он выглядел вовсе не таким. Зверь, на которого мы с Джеком смотрели в тот момент, был пузатым.

Через некоторое время я поднял взгляд и посмотрел на Тома. Он по-прежнему стоял рядом с Мэри и Билли, но они уже перестали плакать. Мэри прижимала к себе Билли так крепко, что тот покряхтывал, а лицо Тома, спокойное и живое, кривилось в улыбке. И в тот момент небо раскрылось впервые за несколько месяцев, и по площади застучал прохладный дождь. Цвета у меня под ногами начали линять, а линии стали терять четкость. Мы с Джеком стояли и смотрели, пока перед нами не остались лишь цветные лужицы, лишившиеся теперь всякого смысла. Тогда мы медленно двинулись к остальным, даже не взглянув на валяющуюся на земле бутылку. Мы еще долго простояли там, под дождем – лицом другу к другу и не говоря ни слова.

С тех пор прошло десять лет или около того. Мэри спустя какое-то время забрала Билли домой, и они еще обернулись, чтобы помахать нам на прощание, прежде чем свернуть за угол. Порезы на лице Билли очень скоро зажили, и теперь он вполне хорош собой – сильно похож на отца и уже грезит о машинах. Время от времени помогает мне в магазине. Его мать с тех пор не постарела ни на день и выглядит просто чудесно. Замуж больше не выходила, но, похоже, она вполне счастлива и без этого.

Мы с друзьями просто пожелали друг другу спокойной ночи. Больше ничего сказать мы не могли, да, может, и говорить уже было нечего. После этого разошлись по домам, к своим женам. Том коротко мне улыбнулся, а потом свернул на свою дорогу. Мне хотелось увязаться за ним, что-то ему сказать, но в итоге я остался на месте смотреть ему вслед. Таким я и буду помнить его всю свою жизнь – именно в тот момент у него в глазах мелькнула искра, по которой я понял, что старая боль поднялась откуда-то из глубины его души и растворилась без следа.