Ян Мортенсон - Кубок Нерона

По крутой лестнице мы поднялись на верхний этаж. Астрид покопалась в своей лакированной сумочке из крокодиловой кожи, отыскала звенящую связку ключей. Открыла один замок, потом второй, третий.

— Сложная система.

— Увы,— вздохнула она.— Это Нью–Йорк, тут иной раз и десять замков не спасают.

Она вошла первая, зажгла свет в маленькой прихожей, я помог ей снять длинную, шелковистую шубу. Когда я вешал шубу на плечики, на меня опять пахнуло духами.

Астрид тем временем успела войти в комнату, и вдруг оттуда донесся вскрик, сдавленный, приглушенный, словно она прикрыла рот ладонью.

Я вошел в гостиную. Большая, просторная комната. Белые стены с яркими пятнами картин. Прямо напротив двери большое живописное полотно в красных, зеленых и желтых тонах. Похоже, мексиканское. На черном полу огромный китайский ковер, выдержанный в пастельных красках. Меблировка смешанная — частью современная, частью старинная. Много английских вещей, XVIII век, отливающее медом красное дерево, преимущественно «чиппендейл».

Посредине стояла Астрид, бледная как мел. Но я смотрел не на нее, не на картины, не на мебель. Я смотрел на другое: в комнате царил настоящий разгром. Ящики письменного стола выдвинуты, книги с полок сброшены. Диванные подушки валяются на полу.

Астрид подбежала к другой двери, распахнула ее — там, в спальне, все вообще было вверх дном. Платья раскиданы по комнате, кровать растерзана, выдвижные ящики на полу — сущий тарарам.

— Звоните в полицию,— сказал я.— Здесь побывали грабители.

— Вижу,— с иронией проговорила она, тяжело опускаясь в кресло.— Лучше налейте–ка мне виски.— Она кивнула на передвижной бар у окна.— В полицию звонить бесполезно. Приедут, запишут, и все, больше мы о них не услышим. Это уже третий раз. И после каждого взлома я врезаю новые замки, побольше, помудренее. И подороже. Но все без толку. Это же наркоманы, а они сквозь стены пройдут, если нужно раздобыть денег на «наркоту».

— Что–нибудь унесли?

— Не знаю пока. Шкатулка с побрякушками пропала, но там ничего ценного не было. Подделки и всякая ерунда, за которую много не дадут. Опыт учит,— улыбнулась она и взяла у меня стакан.— Становишься фаталистом. Как я догадываюсь, такова цена за то, что живешь в «The Big Apple». Хорошо еще, не убита и не изнасилована.

— Вот видите,— сказал я.— Именно это я имел в виду, когда говорил, что предпочитаю Швецию.

— У вас там нет преступности?

— Есть, конечно, но не в таких масштабах.

— А в каких же? — усмехнулась она.— Не грабят? Впрочем, кража — это еще полбеды. Вещи всегда можно заменить. Но при мысли, что здесь побывали чужие люди, что они рылись в моих вещах, мне просто дурно становится. И зло берет.

Я плеснул в стакан немножко виски, бросил несколько кубиков льда и сел напротив нов. Взял ее за руку.

— Я помогу вам навести порядок,— сказал я.— А потом, по–моему, вам не мешало бы принять что–нибудь успокоительное. Например, легонькое снотворное, чтобы поспать. А утром вызовите слесаря и полицию. Даже если они ничего не предпримут, пускай хоть запишут, введут в свои ЭВМ. Вдруг у них есть на примете банда, которая бесчинствует в этом квартале. Ведь чем больше будет данных, тем точнее они нанесут удар.

Астрид сидела молча, потягивая виски, смотрела на меня большими серьезными глазами.

— Мне страшно, Юхан.— Она стиснула мою руку.— Очень страшно.

Ее темные глаза наполнились слезами. Но я чувствовал, что речь идет не о краже. Ее пугало что–то другое. Что–то совсем другое.

— Не уходи, — сказала она, наклоняясь ко мне.— Не оставляй меня сегодня одну.

Пахло беконом, свежим горячим кофе и гренками. Хорошо, когда день начинается с такого замечательного трезвучия. Кухня была небольшая, но уютная. Астрид стояла у газовой плиты и жарила бекон, она была в длинном дымчато–сером кимоно с алым лотосом на спине. Урчала вытяжка, точно шмель над цветком клевера.

— Осторожно, как бы жиром не брызнуло,— сказал я, прихлебывая крепкий черный кофе. Высокий фарфоровый кофейник был опоясан крупной размашистой надписью «Я люблю Нью–Йорк».— Знаешь, раньше этот звук — потрескиванье жира — использовали на радио для имитации аплодисментов.

— Что–то уж очень мудрено,— улыбнулась она, повернувшись ко мне.— Проще ведь устроить настоящие аплодисменты, чем все время жарить бекон, разве нет?

— Ну, вообще–то жарили не бекон. А кое–что, чего ты никогда не пробовала. Смоландские колбаски. Со свеклой — пальчики оближешь!

— К сожалению, я ничего такого предложить не могу, но надеюсь, бекон и яичница послужат некоторой компенсацией А еще гренки и кофе — в любых количествах .

Мы сидели друг против друга за узким кухонным стоиком. Окно выходило во двор, где тянулись к небу высокие деревья. Мимо стекол с чириканьем порскнули воробьи, за стеной, в соседней квартире, тихонько играла музыка.

Гы не будешь звонить в полицию?

— Без толку это. Лишняя морока. Я лучше поговорю с домохозяином. У него договор с какой–то частной организацией, которая обеспечивает безопасность в его домах.

— Не очень–то успешно,— заметил я, подливая себе кофе из круглой стеклянной кофеварки.

— Во всяком случае, не хуже полиции. Причем у них менее стандартные методы.

— Вот как?

— Уж не знаю, как они умудряются, держат ли связь с мафией или нет, но зачастую они выслеживают воров и просто–напросто задают им хорошую трепку. А это куда действеннее. Ведь полиция если и сцапает их, то через несколько часов опять выпускает на свободу, и они как ни в чем не бывало продолжают свое дело.

— Воля, конечно, твоя, но, по–моему, полиция надежнее. Ты проверила? Есть пропажи?

Астрид кивнула, засунула в тостер два ломтя белого хлеба, включила блестящую машинку.

— Похоже, ничего ценного не утащили. У меня не то чтобы очень много дорогих вещей, но мебель и картины на месте. Телевизор тоже. И вот это меня слегка удивляет.

— Почему? Может, они с перепугу удрали.

— Может. Но все равно. Обычные воры, которым поскорей нужны деньги, всегда уносят телевизор, стереосистему и прочее, что легко сбыть с рук, продать прямо на улице. Однако именно эти вещи целы. А специалисты, по крайней мере, забрали бы картины и так далее. У меня тут несколько гравюр Пикассо, литография Шагала. За одно это можно выручить больше тридцати тысяч долларов. Но и они все на месте. Только в беспорядке.

Она замолчала, серьезно глядя на меня.

— Если это не обычные воры, то кто же?

— Я не знаю, Юхан. Именно это меня и тревожит. У меня здесь нет ничего такого, что могло бы привлечь наемных специалистов. Так что, наверное, ты прав: их спугнули.

Возможно, подумал я. Объяснение довольно убедительное. Но меня оно не убедило совершенно. Ведь Аетрид отперла три замка — да каких! уж кажется, сложнее не найдешь! — повреждений на двери не видно, следов взлома нет. Квартиру вскрыл профессионал, фальшивыми ключами и отмычками, а никакой не отчаянный наркоман, взломавший дверь, чтобы цопнуть что–нибудь на продажу. Но все–таки почему ничего не взяли? Гравюры Пикассо, висевшие в гостиной, не настолько велики, чтоб нельзя было сунуть их под мышку, а судя по беспорядку, воры обыскивали квартиру без спешки. Они не ушли, пока не выполнили свою задачу, какова бы она ни была. Впрочем, это не мое дело, Аетрид сама знает, как ей поступить. И Нью–Йорк она знает лучше, чем.я. Раз она считает, что домовладелец и его люди справятся с грабителями успешней, нежели полиция, наверно, так оно и есть.