Ян Мортенсон - Кубок Нерона

Я зевнул, листая шуршащие страницы, потом положил газету и подлил кофе в белую фарфоровую кружку. Когда я намазывал ломтик поджаренного хлеба апельсиновым джемом, золотисто–желтая капля упала на открытую страницу. Я подобрал джем, задумчиво отправил его в рот и прочел объявление, на котором он оставил пятнышко: «За рождественскими подарками — в Нью–Йорк». Стоимость поездки была невелика, даже более чем. Видимо, со скидкой по случаю праздников, ну, и с учетом падения курса доллара. Уик–энд в Нью–Йорке вместе с манхэттенской гостиницей были мне вполне по средствам.

Вдобавок расходы можно отнести за счет фирмы, ведь у меня и вправду есть одно дельце в The Big Apple [3] «Большое яблоко» (англ.) — символ Нью–Йорка. . С некоторых пор меня все больше интересовало то, что американцы называют Depression Modern, — направление в декоративном искусстве, по времени совпадающее с биржевым крахом на Уолл–стрите и Великой депрессией 30‑х годов. Простота и функциональная строгость формы, восходящая к французскому Art Deco, вершиной которого явилась парижская выставка 1925 года — «L'Exposition International des Arts Decoratifs et Industriels Modernes» [4] «Международная выставка современного декоративно–прикладного искусства» (фр.). . Использование новых материалов вроде бакелита — например, в изготовлении мебели. Коротко этот стиль можно охарактеризовать так: простота, плавность линий, чистота цвета, контраст света и тени. А еще подлинность материала: сталь — это сталь, медь — это медь, и краска — краска, а не попытка имитировать мрамор. Машины подсказали Америке дизайн обтекаемых форм для жизни, которая тоже шла по подсказке машин, — недаром архитектор Ле Корбюзье назвал жилище «машиной для жилья». Звучит жутковато, однако результат во многих случаях оказался весьма изысканным. Швеция не осталась в стороне от новых веяний, наоборот. И на Стокгольмской выставке 1930 года под девизом «Целесообразно — значит, красиво» был представлен радикальный новаторский функционализм. Особенно яркое выражение все это нашло в архитектуре, а также в мебельном дизайне. Алвар Аалто, Бруно Матссон и Сигурд Леверенц [5] Аалто Алвар (1898–1976) — финский архитектор; Матссон Бруно (род. в 1907 г.) — шведский архитектор и мебельный дизайнер; Леверенц Сигурд (1885–1975) — иэвестный шведский архитектор. — вот кумиры тех лет. В моду вошла мебель из стальных трубок, светлое дерево, стеклянные столешницы, равно как и новые художественные идеи в области керамики и стекла. Во многом здесь прослеживалась связь с эстетикой «Баухауза», не проводившей существенных различий между художником и ремесленником.

И если торгуешь антиквариатом, нужно все время держать руку на пульсе, постоянно совершенствоваться. Теперь уже мало отличать Хаупта от Линнинга [6] Xаупт Георг (1741–1784) — известный шведский краснодеревщик, представитель раннегуставианского стиля; Ланнинг Кристиан (1714 – 1779) — знаменитый стокгольмский краснодеревщик. или разыскивать на стенах старинных домов полотна Хиллестрёма и Мартина [7] Хилдестрём Старший Пер (1732–1816) — шведский художник–жанрист; Мартин Элиас (1739–1818) — шведский художник–пейзажист. . К тому же «стоящих» вещей становится меньше и меньше, а вихрь всеобщего благосостояния и стрижки купонов чудовищно вздувает цены. Слишком много денег у слишком многих людей — рядовому антиквару со скромными средствами пользы от этого никакой. Чтобы нынче стать миллионером, для начала вовсе не обязательно сидеть без гроша, с хорошей идеей в голове. Достаточно хорошего кредита и телефона, чтобы при известном везенье, чутье и ловкости собирать денежки в густой поросли опционов и биржевых спекуляций, которые все больше заполоняют мир. Давние добродетели, вроде капиталовложений в производственные и торговые предприятия, стали, похоже, редкостью. Конечно, Немезида трудилась не напрасно, многим из «волчат», то бишь маклеров помоложе, пришлось бросить мясные косточки и зализывать в логове раны, и все же, хоть биржа и щелкала чересчур ретивых спекулянтов по носу, толком ничего не изменилось. Это заметно и по рынку произведений искусства, где крупные аукционы норовят перещеголять друг друга в рекламе и немыслимых ценах. Иной раз прямо–таки создается впечатление, будто искусство теперь продается квадратными сантиметрами — судя по биржевым сводкам, где на самом верху фигурируют «великие» имена, такие, как Цорн и Лильефорс [8] Цорн Андерс (1860–1920) — шведский художник, график и скульптор, представитель импрессионизма; Лильефорс Бруно (1860–1939) — шведский художник–анималист и скульптор. . В результате из подвалов и с чердаков извлекли на свет божий всевозможных заслуженно забытых знаменитостей, обтерли пыль и выставили на продажу по баснословным ценам. Я их обычно называю «открыточными опусами».

Поэтому в моем деле необходимо глядеть по сторонам, прикидывать, где обнаружится новый рынок, что станет завтрашним антиквариатом. К примеру, вазы Галле [9] Галле Эмиль (1846–1904) — французский художник–конструктор; в 1874 году вместе | отцом открыл в г. Нанси стеклошлифовальное, мебельное и фаянсовое производство; его изделия дали важный импульс возникновению стиля модерн. . С ними я ошибся, и здорово. Помню, эти многоцветные вазы из покрывочного стекла с клеймом Галле продавались почти за бесценок — совсем недавно, на блошином рынке в пригороде Парижа Клиньянкуре. Нынче они ценятся на вес золота. А вот теперь на Швецию большими шагами надвигается эта самая Depression Modern. Возрождение 30‑х годов. Кое–что, пожалуй, не слишком соблазнительно, особенно мебель, глядя на которую как бы переносишься на несколько десятилетий назад, в тогдашние шведские гостиницы. Но многое сделано с тонким вкусом, в частности вещицы из блестящего черного лака и хрома, из черного дерева. Изысканно простые линии. Ведущее положение в этой области принадлежит компании «Чейс», это ею выпущены подсвечники, блюда, лампы и масса других вещей, на донышке которых оттиснуто клеймо в виде вздыбленного коня.

Разъезжая по аукционам Швеции, я начал скупать мебель 30‑х и 40‑х годов; хранится она у меня на старом плотничьем складе, который я за небольшую плату арендовал в Нерке. Холод ей не во вред, напротив, он спасает от медленного пересыхания, неминуемо ожидающего её в сухих помещениях с центральным отоплением. «Моя банковская книжка», говаривал я. Там стоит мой капитал и знай себе растет — до поры до времени, когда придет срок показаться широкой публике. А на днях я получил из Нью–Йорка каталог большой выставки модернизма.

Я нагнулся к журнальному столику, взял изящный каталог — черный с серебристо–серым, с большими красными буквами. А что, почему бы и нет? Хорошо бы проветриться, размять ноги, отвлечься от будней, посмотреть другие края — не сошелся же свет клином на Чёнмансгатан в ноябрьском ненастье. Не мешает освежить впечатления насчет Depression Modern. Да и не разорит меня один уик–энд. А на более долгое время закрывать магазин незачем. Повешу в окне на денек–другой табличку «Сейчас вернусь» — от этого моим финансам ни прибытку, ни ущерба.