Роберт Ричардсон - Книга мертвого гения

— Что, естественно, произошло еще до нашего с ним знакомства, — пояснила Люсинда и предложила гостю десерт — меренги или торт, на выбор. У Мальтрейверса не оставалось сил даже поразмыслить над этим предложением. — Чарли говорит, что Дженнифер проявила изумительное понимание и сочувствие. Через месяц они сочетались браком.

— Весьма романтическая история, — произнес Мальтрейверс, — но насколько способны ужиться под одной крышей брюзгливая старость и радостная юность?

— Ну, Чарльз не так уж и стар, — ответила Люсинда. — Во всяком случае, он великолепно сохранился для человека шестидесяти с лишним лет. Правда… ходят кое-какие слухи.

— Еще бы, — ядовито сказал Мальтрейверс, — без слухов нельзя. Вопрос в том, имеют ли они под собой хоть какую-нибудь почву.

— Боюсь, что в данном случае имеют. — Люсинда повернулась к мужу и спросила:

— Ты согласен?

— К сожалению, да. У Дженнифер определенно роман.

— Неужели? — Мальтрейверс саркастически поднял брови. — Как это предсказуемо и как скучно. И вам известно с кем?

— С человеком по имени Дагги Лидден. У него собственное дело в Кендале — дизайн интерьеров. Кажется, бизнес не очень процветает, что, впрочем, не удивительно. Дагги занимается делами в свободное от подружек время. Он не пропускает ни одной юбки.

— В таком случае, ему всеми силами следует избегать Шотландии, — заметил Мальтрейверс. — И как долго продолжается этот роман?

— Я узнала об их связи месяца три тому назад, но думаю, что все началось гораздо раньше. Как утверждает один наш знакомый, вскоре после женитьбы. — Люсинда поднялась из-за стола. — Кофе мы выпьем в другой комнате.

Пока все переходили в гостиную, Мальтрейверс успел подумать о том, что с первого взгляда Каррингтон производил впечатление весьма порядочного человека. После всех своих страданий он заслуживал явно лучшей участи, нежели брак с девицей, которая при первой же возможности прыгнула в постель к любовнику.

— Сам Каррингтон догадывается о происходящем?

Люсинда поставила перед гостем чашку, а тот приступил к дегустации мятного торта по-кендальски.

— Не уверена. — Хозяйка опустилась на диван рядом с Мальтрейверсом, сбросила туфли и устроилась поудобнее, поджав под себя ноги. — Мужья, как правило, слепы в делах такого рода. Одна из связей Дагги тянется уже целую вечность.

Мальтрейверс глотнул кофе и мрачно произнес:

— Ты истребила мою веру в целомудренность деревенского образа жизни. Понятно, когда такое происходит в Лондоне, но чтобы столичные нравы докатились сюда…

— Брось валять дурака, — прервал его тираду Малькольм. — Бьюсь об заклад, ты можешь по памяти процитировать какие-нибудь слова Холмса, произнесенные по этому поводу.

— «На основе собственного опыта, Ватсон, я полагаю, что даже в самых гнусных закоулках Лондона вам не удастся обнаружить тех ужасных пороков, которые могут встретиться в прекрасной и улыбчивой сельской местности», — выпалил Мальтрейверс в ответ на реплику друга. — Эти бессмертные строки, кстати, мне кое-что напомнили. Чарльз, высаживая меня из машины, упомянул о книге Конан Дойла, которую я не мог прочитать. Ты знаешь, что он имел в виду?

— Да, — ответил Малькольм, — ты просто не поверишь. Рассказ относится к тому периоду, когда Дойл на некоторое время прикончил Холмса. Ты наверняка помнишь точную дату.

— Рассказ о том, как Шерлок и профессор Мориарти, сцепившись в смертельных объятиях, сверзились в Рейхенбахский водопад, увидел свет в 1893 году. Не помню точно временных рамок, но, кажется, Конан Дойл поднял Холмса из могилы лет через десять. Но ты пока не ответил на мой вопрос.

— Постарайся избежать потрясения, — предупредил гостя Малькольм. — Конан Дойл был близким другом доктора Самуэля Каррингтона, деда Чарльза. Они встретились в свою бытность студентами-медиками, и с тех пор Дойл частенько гостил в Карвелтон-холле. В 1894 году он стал крестным отцом сына доктора — будущего отца Чарльза. Подарком крестнику явился новый рассказ о приключениях Шерлока Холмса — десять отдельно переплетенных копий. Рассказ никогда не публиковался.

— Что?! — прошипел Мальтрейверс. Он поперхнулся горячим кофе.

Малькольм насмешливо поглядывал на пытающегося продохнуть друга. У того было такое выражение лица, словно он услышал о том, что на церковной распродаже всякой рухляди был обнаружен подлинник «Подсолнухов» кисти Ван Гога, а известный всем японец потратил двадцать три миллиона фунтов на простую литографию, сделанную с картины.

— Стукнула бы ты его по спине, — сказал Малькольм, обращаясь к жене.

Люсинда поднялась с дивана и хлопнула Мальтрейверса между лопаток. Удар такой силы мог оставить заметную вмятину на металле.

— Достаточно, — выдавил он, хватая воздух открытым ртом. — Вы что, подрядились прикончить меня — один шоком, вызванным сенсацией, другая — сломав хребет? — Он рухнул в кресло и, немного прийдя в себя, сумел сглотнуть. — Итак, давайте уточним: человек, спасший мне сегодня жизнь, является владельцем ранее неизвестной книги о Шерлоке Холмсе, написанной не кем-нибудь, а самим Конан Дойлом. Господи, да вы понимаете, узнать такое — это все равно что услышать о том, что в порту Нью-Йорка сию минуту швартуется «Титаник» — целый и невредимый.

— Брось, Гас, — не согласилась Люсинда, — речь всего-навсего идет о какой-то книге, и при этом очень небольшой.

— Конечно, можно сказать, что это какая-то книга, точно так же, как Эверест можно назвать всего лишь большим холмом, — съязвил он. — Да издатели пойдут на убийство ради того, чтобы опубликовать ее! Она стоит… Господи, да ей просто нет цены! Почему же книга до сей поры не увидела свет?

— Такова была воля Дойла, — объяснил Малькольм. — Дед Чарльза предлагал автору издать труд, но тот ответил, что книга — личный подарок крестнику и его будущей семье.

— Каррингтон способен доказать ее подлинность?

— Каждая копия подписана Дойлом, и, кроме того, на первом экземпляре имеется рукописное обращение крестного к крестнику. Сохранилась и переписка, в которой обсуждается вопрос о возможности издания книги. Каррингтон предлагает, а Конан Дойл отказывается сделать это. Удивительная история, правда?

— Просто чудо, — с чувством произнес Мальтрейверс. — Но Дойл умер в 1930 году, и Чарльз видел его, если вообще видел, когда был совсем маленьким. Почему он до настоящего времени считает себя связанным словом, данным без малого сто лет тому назад?

— Чарльз видел писателя. Это точно. Он показывал фотографию, на которой совсем малышом сидит на коленях у Дойла. Говорит, что в памяти остался только очень старый человек с густыми усами. Но писатель не хотел, чтобы книгу публиковали, а его воля для Чарльза свята.