Алексей Биргер - Игра с джокером

Я тоже рассмеялся.

— Ладно, — продолжает Васильич, — поехали ко мне, пообедаем. Надо отметить такое дело!

И едем мы к нему. По пути болтаем, старое ворошим, друзей поминаем армейских, кто, где и как сейчас, а о ком уже несколько лет ни слуху, ни духу. Ну, обычные стариковские разговоры. Подъезжаем мы к его дому — и видим толпу у второго подъезда, собрался народ и глазеет, а перед самым подъездом две милицейских машины и машина „скорой помощи“. Васильич, он как раз во втором подъезде, значит, живет, и вот он машину тормознул, выскакивает, не заперев её и даже ключи в замке зажигания оставив, и несется к подъезду. Я, значит, вылезаю и ковыляю за ним следом, вприпрыжку да в прискок, как Баба Яга костяная нога. Единственно, что сделал — его сумку из машины подхватил и на плечо повесил. Вовремя меня шибанула мысль, что нельзя сумку с пистолетом без присмотра в открытой машине оставлять хоть и не до машины Васильича всему народу, и вряд ли кто рискнет в чужой машине шастать, когда милиция рядом, но мало ли что… Сразу скажу, что сердце у меня обмерло и заныло, нехорошо очень мне стало, припомнились эти „качки“ — так их, что ли, называют? — что на рынке с угрозами подкатывались, и их слова, что „последний раз предупреждали“. И Васильич, видно, о том же самом подумал. А я гляжу, его никто не останавливает, и больше того, один из милиционеров сделал шаг ему навстречу — вроде, перехватить, что нельзя туда — а другой его за рукав шинели удержал и что-то шепнул. Что он мог шепнуть, кроме как „это он, тот самый с семьей которого несчастье произошло“? Я как эту заминку между двумя милиционерами увидел, мне совсем подурнело, и я сколько мог ходу прибавил. Они на третьем этаже живут, так я уж не помню, как я лестницы одолел, чтобы не очень от Васильича отстать, помню только, как крикнул милиционерам: „Я с ним!..“ — и они не стали меня задерживать.

Поднимаюсь я — в квартире Васильича дверь нараспашку. Захожу — матушки мои! Все разбито и перевернуто, словно ураган прошел. И милиции полно, и врачи в белых халатах… Жена его, Анастасия Петровна, значит, на диване лежит, и вся голова и у неё в крови, и врач „скорой помощи“ возле неё хлопочет. А дочка, Валентина, на стуле сидит, на ней халатик кое-как наброшен, под халатиком разорванные трусы и лифчик виднеются, всю её мелкой дрожью трясет, и лицо такое неживое… Ну, понятно, что произошло. Второй врач ей как раз рукав закатал, успокоительный укол делать собирается, а она, как отца увидела, врача отпихнула и с криком в его объятия.

— Отец!.. — кричит. И вцепилась в него так, что не оторвешь.

Я гляжу, вроде, Васильич заваливаться начал, и она вместе с ним. Я еле успел его подхватить, Врач Валентину от него оторвал, а он уже весь белый, глаза закатились, и рукой за сердце держится.

— Васильич!.. — я его трясу, а он не реагирует. Оглянулся я беспомощно. — Валидол дайте! — кричу. — С сердцем у него плохо!

Тут врачи вокруг него засуетились, укол какой-то вкатили, на носилки уложили, он, вроде, постанывать начал, а они его бегом и в фургон „скорой помощи“ несут. Один врач говорит другому:

— Только бы до больницы довезти!.. Похоже, обширный инфаркт у него!

Я — за ними. Думаю, я сейчас Васильичу буду нужнее, чем здесь. Васильича в „скорую помощь“ поднимают, вокруг народ ахает, всякие фразы слышны:

— Надо же, посреди бела дня!

— Ужас-то какой!..

Но до меня эти фразы как сквозь туман доносятся. Я в машину лезу, врач на меня:

— Ты куда?

— Я его друг ближайший, — говорю я. — Не волнуйтесь, мешать не буду, если что, в приемном покое просто посижу, подожду… А ему, может, легче будет, если он будет знать, что я рядом…

Врач поглядел на меня и махнул рукой.

— Залезай! — говорит.

И я залез, только на ходу ближайшему милиционеру сказал:

— Он, — говорю, — свою машину, вон, бросил, так вы уж заприте её и ключи у себя оставьте!

Тут дверцы „скорой помощи“ захлопнулись, и мы поехали. Я на боковом откидном сиденьице сижу, трясет меня, передо мной лицо Васильича, все синюшное уже, а на коленях у меня его сумка с пистолетом и патронами. Я её крепко так, машинально сжимаю, но даже думать в тот момент забыл, что в ней такое лежит…»

… - Да, кстати! — Игорь, уже выходя, вернулся с порога. — Совсем забыл, за всеми этими делами! Ты не заскочишь в банк, чтобы положить на мой счет две тысячи? Я несколько месяцев ничего не вносил, а у меня с этого счета автоматически списывают госпошлину и прочие радости жизни. Завтра списание, а денег там, наверно, с гулькин нос. Я эту сумму со вчерашнего дня таскаю, чтобы положить разом побольше и забыть на несколько месяцев. Закинешь, а?

— Разумеется, — ответил Андрей.

— Вот, держи, — Игорь вручил ему деньги. — Марину дергать не хочется, — (Марина — это была секретарша), — пусть лучше на телефоне сидит и имидж фирмы блюдет. Да и тебе лучше проветриться, чем сидеть как на иголках, ожидая, с чем я вернусь. Адрес… Но я тебе лучше запишу, — он записал Андрею адрес и добавил, опять убегая. — Только не забудь копию приходного ордера взять, на всякий, понимаешь, случай…

И он умчался. Андрей стал собираться в банк, вновь перебирая в памяти события последних дней. Вертел их так и этак, анализировал ещё раз, сопоставлял… Конечно, если что-то упущено, то этого уже не поправишь, но мысли все равно продолжались вращаться вокруг одной точки.

После ухода Марии Аркадьевны партнеры ни минуты не теряли зря. К концу рабочего дня к ним заглянул «знатный гость», которого вызвонил Игорь: один из бывших коллег Игоря, из отдела по борьбе с терроризмом, в чьем ведении как раз находились вопросы освобождения заложников.

— Знакомься, Федор, это Андрей, мой компаньон… Рад, что ты нашел время вырваться.

— Ну, я ведь знаю, что по пустякам ты названивать не станешь, откликнулся Федор. Здоровый мужик, ещё поздоровей Игоря, и, похоже, малость постарше Игоря и Андрея. Разговаривал он немного вибрирующим басом, в котором иногда проскальзывали лающие нотки, а на лице держалось выражение, которое Андрей определил бы как выражение «сонливой хитрецы», если вы поймете, что имеется в виду. — Так что давай, выкладывай свою проблему.

— Все сейчас выложим. Но ты, наверно, жрать хочешь?

— Если накормите, не откажусь.

Игорь нажал клавишу переговорника.

— Марина, сообрази нам, пожалуйста, что-нибудь… Главное, для гостя посытнее… — он широко ухмыльнулся. — Я ведь знаю, что знатного гостя прежде всего надо накормить, а то и разговаривать не станет!

— Да брось ты, какой я тебе знатный гость! — махнул рукой Федор. Рассказывай пока, чего надо.

— Я думаю, понятно. Обратилась к нам женщина, мужа которой взяли в заложники…

— И не хочет идти официальным путем?