Вениамин Рудов - Тусклое золото

Когда парень вышел, Дудин с удивлением посмотрел на своего помощника:

- Что вам вдруг вздумалось включить парнишку в предстоящую операцию? Я не убежден, что это правильный шаг.

Шариков задумчиво повел бровью:

- Можно отменить, если вы, конечно, настаиваете.

Но мне кажется, что для его же пользы не мешало бы взглянуть на своих бывших дружков в другой обстановке. Пусть своими глазами убедится, из какой грязи ему помогли выбраться. Это лучше всяких словесных доказательств.

- Быть по-вашему,- согласился Дудин.- И коль так,- поднялся он на ноги, разминая затекшую спину,- познакомьте его сегодня же с Димой Колчиным и Бирюлей. Жаль, что не подсказали вы эту мысль, пока оба они и Малевич здесь были.

- Ничего, это я сделаю вечерком,- несколько торопливей обычного заверил Шариков.- Теперь и я ученый.- И хоть сказано это было почти веселым тоном, в словах прозвучало смущение. Он надел фуражку, готовясь уйти, но, подумав, сказал: - Я Малевича сейчас и повезу к ним. Да, правильно. Мы с вами хорошо знаем Иннокентия. Он трусоват, но может решиться на крайний шаг. Не один Гена свидетель. Малевич не менее важный обвинитель! Что, если…

Майор не дослушал:

- Правильно, Валентин Иванович. Мысль верная. Не мешкайте. Поезжайте сначала в лагерь, лично удостоверьтесь, что Геннадий хорошо обеспечен. Остальное я подготовлю к вашему возвращению.

До полудня в усадьбе Каленников царила дремотная тишина. Никто из ее обитателей во дворе не показывался. Дом стоял на отшибе, поблескивая на солнце цинковой крышей. Высокий дощатый забор надежно охранял хозяев от любопытных глаз посторонних. С давних пор Каленники жили замкнуто, обособленно. Соседи все переселились со своих хуторов в ближайшее село, и лишь одна эта мрачная в своем одиночестве и безмолвии усадьба напоминала о давно позабытой «столыпинщине». Хмурым и неприветливым выглядел дом, окруженный с трех сторон стеной леса.

С самой ночи Николай Малевич и Дима Колчин удобно пристроились на раскидистом дубе. От Шарикова они знали и как вести себя, и что делать, и как с ними будут поддерживаться контакты, если изменится обстановка. С высоты хорошо просматривался дом и прилегающий к нему обширный двор, сплошь застроенный какими-то сараюшками, хлевами, будками. У колодца в луже барахтались утки. Лупоглазый теленок лениво нюхал воду в корытце…

Беззвучно, как тени, подошли старшина и Антон Бирюля. Они о чем-то пошептались с Димой и, маскируясь в густом ельнике, скрылись за углом высокого забора.

Часам к двум усадьба ожила. Через двор проковыляла старуха, скрылась в сарае и снова появилась с лопатой в руках, направилась в сад.

Потом просеменил старик. Николай даже зубами скрипнул: на старике тот же чесучовый пиджачишко, в руках тяжелая палка. Опираясь на нее, он обошел вокруг дома, подошел к крыльцу.

- Хватит дрыхнуть! - крикнул он в открытую дверь. И постучал палкой о крыльцо.- На том свете отоспишься.

Заспанный, с опухшим лицом, в дверях появился Иннокентий. Одутловатое, измятое лицо, заношенная одежда. Настоящая образина! От неожиданно нахлынувшей злости у Николая сжались кулаки. Сонливости как не бывало.

- Вон твой дружок выполз,- тихонько шепнул Дима.

Николай промолчал. Все внимание его было приковано к ненавистному человеку. В голову пришла до нелепости дикая мысль - броситься на Иннокентия, заломить руки за спину и бить, бить, пока не рухнет он на землю. В порыве нахлынувшей ярости не хотелось думать, что пресвитер одним ударом может умерить юношеский пыл. Удержал приказ майора: не обнаруживать себя, наблюдать молча, фиксировать в памяти все происходящее в доме Каленников.

Отец с сыном перебросились несколькими словами, и старик подался со двора, что-то мурлыча себе в усы. Пресвитер выждал, пока отец скрылся в лесу, подошел к колодцу, нагнулся над срубом.

Из сада вышла старуха со свертком в руке, передала его Иннокентию.

- Гляди, прячет,- скороговоркой зашептал Дима, заглядывая через плечо Николая.- Что это?

- Будто не знаешь,- выдохнул Николай, провожая глазами сверток, который пресвитер опустил в колодец на длинной веревке.

Дима сгорал от любопытства:

- А что? Что?

- Золото, вот что! И не говори больше, услышат.

Колчин притих.

Со двора донеслись громкие голоса,- Иннокентий что-то зло крикнул старухе, махнул здоровенной ручищей и, по-бычьи пригнув голову, направился к дому. Женщина противилась, то цеплялась за его руку, то забегала вперед и визгливо кричала:

- Не дам, изверг! Не дам!

- Не твоего ума дело! - заорал Иннокентий.- Варежку заткни! - оттолкнул старуху, прыгнул к крыльцу, одним усилием оторвал доску, что-то сунул за пазуху.

Дима снова не сдержался:

- Видишь?

- Конечно, вижу!

Приладив доску на место, Иннокентий вытер рукавом потное лицо, вошел в дом и, возвратившись обратно, сел на крыльце с ломтем хлеба в одной руке и куском колбасы в другой. Мать что-то ему выговаривала, размахивала перед самым лицом костлявыми руками…

- Чудненькая семейка! - чуть слышно рассмеялся Дима.

…А в это время Дудин нервничал у себя в кабинете. Ночь прошла в хлопотах. Вдвоем с Шариковым они выставили посты вокруг усадьбы Каленников. Немалых трудов стоило бесшумно пробраться к ней. Инструктаж дружинников, задержание Виктора Рябченко, ряд других мелких, но крайне необходимых мер - на все это ушла ночь. Тело, налитое свинцом, просило отдыха. Но не о нем сейчас думал майор…

Перед ним сидел прыщеватый юнец, то замкнутый, то не в меру словоохотливый.

До задержания Виктор долго ходил по городу. Наведался в один дом, в другой. Для чего-то прокатился на вокзал, походил по перрону, заглянул в буфет. Изрядно выпил и оттуда уехал домой на такси. Дома его и взяли.

Майор нервничал. Допрос длился третий час. При других обстоятельствах можно было не торопиться, дать парню поразмыслить над своим положением. Сейчас некогда было. Дорога была каждая минута.

Слушая разглагольствования парня, Дудин то и дело мысленно возвращался к хутору Каленника: «Справятся ли ребята с задачей?» В том, что пресвитеру не избежать ареста, майор убежден был. Куда важнее - найти и изъять контрабандное золото, а также «дары» иностранного миссионера. Несколько успокаивало присутствие в лесу Кубладзе. «Старшина маху по даст. Его не обведешь вокруг пальца».

На письменном столе лежала пачка долларов, поре вязанная крест-накрест зеленой ленточкой. Виктор то и дело порывался взять ее в руки:

- Нашел я нх, случайно нашел,- уже который раз твердил он.- Иду, смотрю - лежат. Кто бы но поднял? Вот и я нагнулся…

- И, конечно, хотел отвезти в милицию.

- Куда же еще?

- Где нашел?

- На вокзале. Вы же знаете, я был там. Сами говорили.