Михаил Черненок - Точки пересечения. Завещание

— Нээ-эт.

— Почему?

— Потому что сбежал.

— Когда вы с ним виделись последний раз?

— В прокуратуре, когда следовательница вызывала.

— А по телефону когда ему звонили?

— Через день после того. Хочет замылить четыре сотни за свою халтурную работу. Не на ту нарвался! Свои кровные из горла вырву у хапуги!

— Чем вы угрожали Зоркальцеву при телефонном разговоре?

— Что-о-о?.. — будто удивилась Харочкина. — Не бери на испуг, уважаемый гражданин! Как бы извиняться не пришлось за такие приемчики.

— Я, Людмила Егоровна, запрещенных приемов не применяю, — спокойно сказал Антон. — Напрасно повышаете голос. С чего это мы такие нервные?

— На моем месте любая мать занервничает. У дочери свадьба на носу, а прокуратура рогатки строит… — Харочкина попыталась улыбнуться. — Посодействуйте договориться со следовательницей-формалисткой — в долгу не останусь.

— В таких делах я не содействую, — сухо ответил Бирюков. — Как вы сами расцениваете поведение своей дочери?

На лице Харочкиной появилось такое выражение, словно она хотела крикнуть: «Врэжу гирькой — будэшь знать!» Однако Людмила Егоровна не крикнула, а лишь покривила уголки пухлых губ:

— Девочка как девочка.

— Не рано ли ей замуж?

— Почему рано? В ее возрасте любую только пальцем помани… В старых девах засиживаться теперь никто не хочет.

— Так ведь Анжелике еще и восемнадцати не исполнилось…

— Ну и что? Мы, родители, не возражаем против брака. Получим в горисполкоме разрешение, все будет по закону. Жених — не шаромыжник, а вполне серьезный обеспеченный мужчина.

— Милосердов?..

— Ну, Владимир Милосердов. Он вам не нравится?

Антон улыбнулся:

— Я за него замуж не собираюсь.

— Почему же спросили о нем?

— Работа такая — спрашивать. Скажите, Анжелика в открытую курит?

— Она ничего от матери не скрывает. Что удивительного — теперь девушки поголовно сигаретам дымят.

— И это вас ничуть не тревожит?

— Нет. Никотином Анжелика сгоняет полноту.

— Спиртным — тоже?

— Что-о-о?.. — вроде как не поняла Людмила Егоровна.

— Говорят, спиртным увлекается ваша дочь.

— Это, так и знай, соседи вам натрепали. Завистники! Если девочка раз-другой не рассчитала своих сил, так сразу и в пьяницы надо ее зачислять? С кем по молодости такого не бывает?..

Бирюкову часто приходилось беседовать с родителями провинившихся подростков. Встречались среди них и такие, кто всяческими путями старался уменьшить вину своего ребенка, показать его в более приглядном свете. Все они при этом, как замечал Антон, чувствовали неловкость и стыдливо уводили глаза в сторону. Людмила Егоровна, выгораживая Анжелику, неловкости и тем более стыда не чувствовала. О перепившей несовершеннолетней дочери Харочкина говорила так спокойно, будто ребенок переел мороженого. В планы Бирюкова не входило переубеждение неразумной родительницы, поэтому он перевел разговор к тому, ради чего встретился с этой агрессивно настроенной женщиной:

— Зачем Зоркальцев приезжал к вам домой утром одиннадцатого июня?

Людмила Егоровна надула и без того полные щеки:

— Кто вам сказал?

— Свидетели.

— Вранье! Одиннадцатого числа я полный день была на работе и прохвоста-репетитора не видала!

— Сегодня что-то рано закончили работу…

— К адвокату надо. Буду писать жалобу на следовательницу.

— Вы разве в частной лавочке работаете? Когда хотите — тогда и бросаете работу, куда хотите — туда идете?

— Что-о-о?.. Я постоянно перевыполняю план. Можете спросить у моего начальства!

— Нет, — Антон отрицательно повел головой, — у вашего начальства я спрашивать не буду. Я попрошу сотрудников ОБХСС, чтобы они немедленно занялись вами.

— У меня талоны кончились.

— ОБХСС разберется, куда вы их сплавили, не проработав и полдня.

Харочкина мгновенно сникла:

— Чего разбираться… Открою пункт…

Через полчаса после неприятного разговора с Людмилой Егоровной Бирюков уже беседовал с ее дочерью. Квартира Харочкиных была богато обставлена дорогой мебелью, но на удивление не прибрана. В том же длинном халате, который вчерашним вечером демонстрировала перед Лелей Кудряшкиной, Анжелика сидела, небрежно откинувшись на спинку дивана. Толстым указательным пальцем она стряхивала пепел с сигареты «Кэмэл» прямо на пол и, закатывая глаза к потолку, где красовалась огромная чешская люстра со множеством переливающихся хрустальных висюлек, равнодушно отвечала на вопросы. Собственно, ответы ее вряд ли можно было назвать ответами; «Нэ помню, была в трансе», «Кажется, нет, а вроде бы — да». Анжелика даже «забыла», кто привез бутылку коньяка на дачу: то ли Зоркальцев, то ли она сама.

— Ты уже тогда была нетрезвой? — спросил Антон.

— Кажется, нет.

— Что значит, кажется?..

— Не помню.

— Почему же при допросе и на очной ставке с Зоркальцевым утверждала, будто коньяк купил он?

Анжелика, уставясь томными глазами на люстру, дернула уголками пухлых, как у мамы, губ:

— Так мне тогда казалось.

— Теперь кажется по-иному?

— А-а… Надоела вся канитель.

— Ты хотя бы сама себе даешь отчет, что наговорила на Зоркальцева? — сделав ударение на слове «что», спросил Бирюков.

— А чего мне перед собой отчитываться… Геннадий Митрофанович не мальчик, выкрутится.

— Вдруг тебе придется «выкручиваться», а не Зоркальцеву?..

— Это почему же?

— Если ты наговорила на допросе заведомую ложь, тебя могут привлечь к судебной ответственности за клевету.

Анжелика придавила окурок к спичечному коробку:

— Ну уж… Не пугайте, я несовершеннолетняя. Меня мама научила, как говорить.

— Значит, привлекут маму. Ты этого хочешь?

— Нет, конечно. Маме надо свадьбу готовить. Милосердов сказал, если прокуратура прикроет дело Зоркальцева, мы сразу подадим заявление в загс.

— Где ты познакомилась с Милосердовым?

— В ресторане «Орбита», он там работает.

— А встречались где?

— У Мишки-Империалиста.

— В квартире которого Кудряшкина живет?

— Ну.

— Чем же вы с ним занимались при встречах?

— Ничем.

— Сидели и молчали?

Анжелика лениво усмехнулась:

— Что уж мы, совсем дураки?.. Про любовь говорили, анекдоты рассказывали.

— Еще?..

— Еще Вольдэмар учил меня целоваться.

— Научил?

— Что уж я, круглая дура?.. Я до него умела.

«Ее умственный инфантилизм граничит со слабоумием», — подумал Бирюков и вновь спросил:

— Как ты в школе училась?

— Нормально.

— А поточнее?

— Посредственно.

— Почему так слабо?

— Желания не было. Хотела после восьмого класса бросить. Мама настояла, чтобы до десяти училась. Теперь в торговый институт поступать заставляет.

— Как же ты с посредственными знаниями туда поступишь?