Леонид Каганов - Фантастика и Детективы, 2013 № 11

— Не на вашу милость, господин Эрнесто, — тихо, но веско произнес кто-то за столом рядом с ним.

Адмирал запнулся, и губы его побелели.

— Не на вашу, — повторил тот же голос. — А на милость его сиятельства ко-адмирала Санчеса Диего Хуана…

— Молчать! — рявкнул в микрофон адмирал Эрнесто. — Как ты смеешь перебивать командира эскадры?!

— Вы не мой командир, ваше превосходительство, — возразил голос. — Мой командир — был, есть и будет его сиятельство Санчес Диего…

В зале поднялся ропот и вперед выскочил капрал Эфан со своим бластером.

— На колени! — орал он. — Проси извинений, мерзавец! Ты оскорбил адмирала!

— Отберите у него бластер! — заорал кто-то, но было поздно.

Эфан поднял раструб и дал залп поверх голов. На стене, там, где была голова тигра, появилось раскаленное алое пятно. Оно вспыхнуло, словно по инерции прогреваясь изнутри, и медленно погасло, став черным. Тигр остался без головы.

— Подонки оскорбляют клан! — послышался истеричный голос, а следом раздались два залпа.

Обезглавленное тело Эфана безвольно обмякло.

И следом начался настоящий ад.

Полковника хоронили в закрытом гробу — настолько оказалось изуродовано его тело. Роботы-рудокопы привычно и деловито ковыряли оранжевый грунт. Они делали это легко и бездумно — так же копали они руду десятилетиями, так же вчера рыли котлован, куда свалили две тысячи имперских трупов.

Гарнизон стоял в молчании — все восемьдесят человек. Лишь тихо сипели кислородные мундштуки. Наконец гроб опустили в яму, и комендант базы файер-капитан Замир Пауль Ольга Юсупов первым снял с головы капюшон и поднял раструб бластера.

— Бойцы! — начал он. — Братья! Сегодня мы прощаемся с тем, кто был для нас дороже отца и матери! С тем, кому мы верили, как самим себе! С тем, чья мудрость и военный опыт не знали границ! С тем, кто все предвидел, все понимал и все рассчитывал лучше нас на три хода вперед! С тем, кто самоотверженно отдал свою жизнь за нашу победу! Нашу горькую победу! Прощай, замученный подлыми имперскими гвардейцами, но не сдавшийся бригадир-полковник Зоран Зоран Петра Грабовски!

Замир качнул бластером и дал залп в низкое серое небо. Холодный аргон пронзил оранжевый световой луч, растаявший в вышине. Следом вскинули бластеры остальные. И Томаш, закусив губу, яростно надавил на кнопку.

Роботы деловито закидали яму грунтом, а рядом поставили пирамидку из гадолиния с выгравированной надписью.

«Оказывается, ему уже было семьдесят три», — сообразил Томаш.

Обратно шли молча, гуськом. Лишь в санпроходнике перед лифтами, когда уже сняли кислородные маски, кто-то сказал задумчиво:

— Да уж, всего не рассчитаешь…

— В каком смысле? — обернулся Замир.

— Я говорю, — продолжал рассуждать Оскар, — вряд ли полковник рассчитывал погибнуть. Он грамотно рассчитал, что нерастраченный боевой дух и вражда кланов заставят их устроить драку. Но ведь его не собирались убивать в тот вечер, просто под горячую руку попался, когда у них началась бойня.

Замир прищурил глаза и смерил Оскара взглядом.

— Оскар Шимон Бояна Вельд! — отчеканил он. — Уж не хочешь ли ты сказать, будто полковник не совершил свой последний подвиг? Будто он не отдал жизнь за всех нас и за победу над эскадрой? Будто погиб по глупости и недосмотру?

— Да не, — покачал головой Оскар. — Я так не говорил. Я сказал, что полковник вряд ли собирался погибать так просто. Наверняка думал выжить, да всего ж не учтешь…

— Оскар Шимон Бояна Вельд! — отчеканил Замир яростно. — Сегодня, в день нашей победы, в день прощания с полковником, ты посмел усомниться в его мудрости и героизме? Выйди и повтори при всех, чтобы все видели, что в наших рядах враг!

— Послушай, Замир, — неожиданно для себя вмешался Томаш. — Может быть, хватит, а? Уж кто бы говорил про сомнения в мудрости полковника?

Замир вспыхнул, его лицо пошло багровыми пятнами.

— Томаш Мирослав Тереза Новак! — рявкнул он, поднимая бластер. — Ты как смеешь говорить с комендантом?!

— А ты мне не комендант! — выпалил Томаш, отступая на шаг. — Мне полковник был комендант! А ты для меня трус и изменник!

— Тихо, тихо! — встревожился Оскар. — Да вы что, парни? В день победы, в день похорон?

— Не тихо! — яростно огрызнулся Томаш на Оскара и снова повернулся к Замиру, чувствуя, как левая рука сама прижимается к груди и тянется вправо, за отворот комбинезона. — Не трогай память полковника, понял? Все что угодно говори! Но об одном лишь прошу: оставь ее в покое!

Юлий Буркин

29 марта 1960 г.

Так вышло, что нам с Вадиком не хватило мест в общежитии Мехмата, и нас поселили к филологам. Точнее, к филологиням. Их было много, и многие были привлекательны. Вот только мы никого из них не знали.

И тогда Вадик выдумал операцию под названием «No Pasaran, или Kukaracha Muertes». Мы облазили всю общагу и поймали десятка три, наверное, тараканов. Потом красным цепон-лаком нарисовали у каждого на спинке его персональный номер и отпустили их всех на свободу. А в фойе вывесили плакат:

«Внимание! В целях полного и бесповоротного уничтожения популяции тараканов в общежитии проводится детальное изучение их миграции. Убедительная просьба: при встрече помеченного таракана немедленно сообщите его номер и место встречи с ним в комнату 113».

В сто тринадцатой комнате жили мы, а суть Вадиковской идеи заключалась в том, что филологини потянутся к нам сами, буквально понесут себя к нам на тарелочках в голубых каемочках, и скоро мы перезнакомимся с ними всеми, а там, глядишь, и отношения завяжутся.

Все так и случилось. С трогательной обязательностью девушки сообщали нам о своих наблюдениях за насекомыми, А Вадик с самым серьезным видом записывал эти данные в объемистый гроссбух, а также имена, фамилии, номера комнат и мобильных телефонов сообщавших, проставляя также в специальной графе загадочные трехзначные числа.

Девушки не спрашивали, что эти числа означают, а если бы спросили, вряд ли Вадик признался бы. Это были три оценки по пятибалльной системе — за красоту, за сексуальность и за предполагаемую доступность.

К примеру, если это было число 555, то, значит, девушка красива, сексуальна и, как Вадику показалось, готова заняться любовью, стоит приложить к тому совсем немного усилий. Правда, такой идеальной оценки удостоилась всего одна девушка. Ее звали Ванда, и она стала моей девушкой. Как правило же, после двух первых четверок шла двойка, а то и единица, а еще чаще — 22, а потом — 5. То есть — хоть сейчас, вот только надо ли оно нам…