Array Журнал «Фантастика и детективы» - Фантастика и Детективы, 2013 № 04

Иван вскочил на подоконник и собирался прыгнуть вниз, когда его скрутило последнее заклятье Трисмегистова. Да так, что он и пошевелиться не мог. Но к этому времени, центр тяжести Хохрякова, устремившегося всеми силами к свободе, уже находился вне пределов комнаты, так что Иван попросту вывалился из окна и рухнул в кусты жухлой волчьей ягоды. А пока он летел, видел, как главный редактор последовал за ним, но видно заклинание сглючило в третий, последний, раз: окно захлопнулось прямо перед носом подбежавшего Трисмегистова и не желало открываться.

Паралич, насланный Трисмегистовым, исчез, едва кроссовки покинули подоконник. С сознанием дела обстояли несколько хуже, не то от заклятья редактора, не то от трех подряд перезагрузок в разуме Хохрякова, но только книга, бывшая с ним прежде неотлучно, в результате всех пертурбаций оказалась вытряхнутой вовне внутреннего взора, и лишь частью своей еще держалась за сознание журналиста, последним заклинанием, слабевшим с каждой минутой. Внутренним взором Хохряков видел только слабый красный маячок в кромешной темноте, словно указующего на необходимость подзарядки.

Кряхтя, он поднялся и выбрался из кустов. Приземление было неудачным, он здорово ушибся, вывихнул ногу и к тому же, порезался о стекла, валяющиеся в кустах, кажется, от битых реторт и мензурок. Особенно пострадала правая рука, на которую он и приземлился. Прижав ее к груди, Иван огляделся в поисках дороги домой.

Только сейчас он сообразил, что находится далеко не в том месте, где должен был бы пребывать. Окна за его спиной не было, не то, что окна, вокруг не наблюдалось ни единого здания, ни куска асфальта, ни рассыпанного щебня, вообще ничего из того, мимо чего Хохряков проходил, добираясь до редакции. Только хлипкие осинки, полуживые березки, да ломкие кусты волчьей ягоды, в которые он и упал. Давно уже как стемнело, небо усыпали неяркие звезды. Хохряков долго вертелся, пытаясь понять, в какую сторону ему следует идти, чтобы выбраться к людям, но сориентироваться не мог, какая-то ущербная луна на небе, скорее сгущала вкруг себя темень, нежели пыталась хоть как-то ее разогнать.

Израненная рука раззуделась. Убаюкивая ее, Хохряков произнес вполголоса:

— Люкс ин тэнэбрис, — и тотчас маячок, мерцавший в темени его внутреннего взора, погас. Книга отсоединилась от его разума, отправившись к месту своего пребывания. Но, несмотря на явно сработавшее заклинание, света вокруг Ивана не прибавилось. Только в руке неожиданно обнаружился «вечный» туристический фонарик, который Иван тут же потряс здоровой рукой. Выработанной динамо-машиной энергии хватило на мощный пучок света, немедленно обнаруживший метрах в десяти от него заросшую тропку, тянущуюся куда-то вдаль. Он побрел по ней, не зная, в правильном ли направлении собрался. Однако минут через пять, убедился в верности принятого решения, услышав знакомое: «Стоять, милиция!», едва ли не над самым ухом.

Некоторое время Иван и двое молодых милиционеров просто освещали друг друга фонариками, затем старший по званию приказал предъявить документы и поинтересовался, что он тут делает в такой час. И главное, не так давно он это делает, судя по едва запекшейся крови, от силы четверть часа. А, кстати, чья это кровь на руке. Окровавленную руку, да и другую тоже, пожалуйста, за голову. Нет, в карманах мы уж сами посмотрим.

Через мгновение на свет фонарей появилось удостоверение союза журналистов, увидев его и сличив фотографии, стражи порядка приказали опустить руки и занялись оказанием первой помощи: разодрали рубашку Хохрякова на ленты и повязали бандаж.

— Где это вас так угораздило? — поинтересовался старший, и тут же задал второй вопрос: — Что, тоже маньяка разыскиваете?

— Маньяка? — переспросил Хохряков.

— А кого ж еще? Место здесь такое, да что я вам рассказываю, вы журналист, сами обо всех этих маньяках и пишите. О битцевском, например.

— Но, подождите, это же…

— Да, это не Битцевский парк, кто спорит. Но разве вы не в курсе, что и в Лосином острове, по всей видимости, действует какой-то упырь… Здесь, на Бумажном просеке мы сами, да вот и ребята из соседнего отделения, не раз тела находили. Главное, без единого следа насилия. Будто шел человек, упал и умер. И все один диагноз, неважно, молодой, старый — сердце остановилось. И все жертвы все вечером или ночью и все только в этом районе.

— А еще, — мрачно добавил его коллега, по моложе, — тут по вечерам обычно туман ложится на тропы, вот сегодня его что-то нет. Так говорит, стоит в этот туман зайти, все, не выберешься. Некоторые вот так по неделе блуждали. А некоторые так вообще от истощения…

— Серега, не мели языком.

— Старожилы говорят, леший чудит, — распаляясь, продолжал младший. — А не какой-то маньяк, которого мы второй год ловим. Не по нраву ему, что по ночам в его владеньях чужой ходит — ну и разговор короткий, либо дорогу заплутает, либо сразу…

Где-то щелкнула ветка, все трое разом вздрогнули.

— Да, водит, — откликнулся Иван, вспоминая свое недавнее путешествие. — Я вот тоже из редакции, гм… вышел. И вот… Послушайте, я после всего не соображу, не подскажете как до Фатьяновской улицы добраться, а то я тут…, словом, впервые.

— Не местный? — тут же загорелся младший, но старший его охолонул.

— До какой улицы? Я, считай, коренной житель, вот уже шесть лет здесь живу, а о такой ни разу не слышал. В каком она районе?

— В Девятинском. Это на севере.

— Мы сами на севере. А метро какое?

— Какое метро, вы что?

— Погоди-ка, а город?

— Вот именно, какой город?

Так Хохряков понял, что оказался в Москве. За шестьсот с лишком верст от своего жилья, почти без денег, без знакомых, с одним только удостоверением, мобильником и милиционерами, никак не могущими решить, куда его отвести вначале: в отделение, травмпункт или психдиспансер…

Через неделю, он голодный и небритый, на перекладных добрался до дома. Возвращение его вызвало бурю самого разного рода эмоций, особенно бурную у родителей, коллег и шефа, к слову, так и не дождавшегося обещанной к сроку статьи. А наутро Хохряков узнал интересный факт, вплотную касающийся его биографии недельной давности: оказывается, именно в тот день, когда Иван оправился в редакцию, та внезапно, без объявления, прекратила свое существование: телефоны замолчали, новые номера журнала не высылались ни авторам, ни подписчикам. Сам Хохряков, немного позже (снова отпросившись у шефа), окончательно придя в себя долго бродил по старому району, со старым планом, сохранившимся в кармане брюк, но так и не мог найти нужного здания с березкой на крыше. Поразмыслив, он решил, что окончательно сглючившее заклинание, все-таки заперло редакцию в вовремя оставленном им помещении. Этой версией он и утешился — сызнова наткнуться на Трисмегистова с кадуцеем ему не очень-то хотелось.