Ирина Зарубина - Запретное кино

— Вам не кажется, Клавдия Васильевна, что мы занимаемся не своим делом? — спросила Калашникова, когда подходили к темному дому.

— Кажется, Ириша, но я такого вопроса от тебя не ожидала.

— Почему?

— Ты мне меньше всего кажешься кабинетным работником.

— Значит, я похожа на оперативницу?

— Ты, слава богу, ни на кого не похожа.

— Спасибо, — буркнула Ирина.

Клавдия вдруг остановилась.

— Что?

— Нет-нет, ничего, — бодренько ответила Калашникова.

— Давай, Ириша, не будем. Что случилось?

— Да ерунда, не обращайте внимания.

— Ну-ка, Ириша, я тебе друг или портянка? — заглянула в глаза Калашниковой Клавдия. — Что произошло?

— Да в том-то и дело, что ничего, — вдруг взорвалась Ирина. — Со мной вообще такого не бывало. Я крепкая, здоровая, российская баба. Ну, девушка, ладно. А тут, как институтка какая-нибудь. Какие-то глюки, предчувствия, миллион терзаний… — Она так же неожиданно смолкла и вдруг добавила тихо: — Мне почему-то страшно, Клавдия Васильевна.

Клавдию как снегом осыпало. Тоже вдруг стало как-то не по себе. Темная улица деревни посреди Москвы, скрипящий фонарь на столбе и дом военного преступника, садиста, подонка рода человеческого смотрит на них черными глазницами окон.

Во что Клавдия верила безоговорочно, так это в свои предчувствия. Вот уж что никогда не обманывало.

— Может, ну их к черту? — спросила Ирина. — Позовем милицию, нагоним оперативников?

— Да, — сказала Клавдия. — Так и сделаем. Ты фонарь взяла?

— Да.

— А я вот тоже прихватила. Еще на Горбушке. Они там дешевые.

Печать была на месте. В доме — мрак и тишина.

— Ты — на чердак, а я в подвал. Посмотри все внимательно, что-то там должно быть.

— Что?

— Найдешь, узнаем.

Обе почему-то говорили шепотом.

— Знаете законы фильмов ужасов? — спросила Ирина.

— Какие?

— Никогда не ходить по одному, раз. Если в доме никого нет, бежать оттуда…

— А если страшно, то ничего страшного, — добавила Клавдия. — Успокойся, Ириша, мы в этом фильме всю жизнь живем, ты разве не привыкла?

Калашникова вздохнула и открыла дверь на чердак.

Если ничего не найду, подумала Клавдия, прихвачу хотя бы колесико. На нем могут быть отпечатки пальцев этих мразей.

Посреди лестницы она остановилась и прислушалась. Нет, в доме было тихо.

Дверь в подвал была открыта, метнулась от луча фонаря по белой стене тень от лампочки, Клавдия шагнула через порог и посветила в угол.

Колесика не было.

И все было плохо.

Когда вспыхнул свет, Клавдия только чуть прищурилась, она даже не испугалась, даже не удивилась. Она просто еще раз подумала — в предчувствия надо верить.

Железная дверь подвала за ее спиной с грохотом закрылась.

— Опа! — сказал парень, выходя из-за ее спины. — На ловца и зверь.

В руках его была маленькая видеокамера.

Еще не поздно, подумала Клавдия. Еще можно исправить.

— Вот молодцы, ребята, — сказала она бодро. — Это редко сейчас встретишь. Это вы здорово придумали. Наверное, дома в этом поселке дорогие до чертиков?

Нет, вопросов не надо задавать, не надо давать им опомниться. Надо быстро-быстро говорить и меняться с ними ролями. Не я жертва, а они, не у них сила, а у меня. Этого не может быть, чтобы сила была у них.

Парни переглядывались.

А Клавдия все говорила и говорила, какие они молодцы, что следят за порядком в поселке, вот бы им в милицию прийти, хотя, впрочем, зачем им милиция, они найдут в своей жизни более достойный путь.

— Вас как звать? — спросил первый.

Это было уже хорошо. На «вы» — это уже хорошо.

— Клавдия Васильевна. Мой отец был Василием, поэтому я Клавдия, — уже несла она полную околесицу. — А фамилия моя…

— Вас как грохнуть, Клавдия Васильевна? — перебил ее второй. — У нас тут много интересного есть.

А второй больно ткнул Клавдию кулаком в спину. Клавдия метнулась, но не к двери, а к противоположной от нее стене.

Они схватили ее, прижали к этой стене лицом и задышали в затылок.

Клавдия вдруг совсем не к случаю вспомнила анекдот.

Хоронят милиционера. Идет старушка и говорит жалостно: «Отсвистелся, болезный».

А как про меня скажут? — подумала Клавдия. Про меня так весело не скажут.

Клавдия закричала дурным голосом. Даже сама не ожидала, что у нее такое громкое меццо.

Не потому закричала, что Ирина должна была ее услышать — отсюда ни один звук не прорывался, — а совсем по другой причине.

Только кричать надо было громко и протяжно.

— Заткнись! — заорал первый. — Побереги свою глотку, нам ее резать…

А потом два хрустящих удара, и Клавдия наконец отшатнулась от стеньг.

Ирина стояла над телами подонков, сжимая в руках молоток, тот самый, что принес в дом Коркин. Вот ведь, оказалось, все-таки оружие.

— Я не слышала, как вы кричали, — виновато сказала Ирина.

— Я кричала для того, чтоб они не слыхали, как ты откроешь дверь.

Потом уже, сидя у Ирины дома, они одну за другой смотрели найденные у парней три кассеты.

Первая была им знакома, на второй эти подонки долго мучили обезумевшего от боли парня. Симкин за кадром давал им указания.

А вот на третьей — на третьей была уже казнь самого Симкина. Все подробно — как били, как потом повесили.

Хотелось сказать что-нибудь вроде — собаке собачья смерть, но Клавдии почему-то было жаль этого мерзкого старика. Перед смертью все люди — просто люди.

— А ведь он давно готовился, — сказала Ирина. — Помните дерево, яблоню? Ни разу не видела, чтобы у яблони нижние ветви срезали. Это он виселицу готовил. Выходит, для себя.

Клавдия еще раз позвонила в больницу, куда отвезли парней.

На этот раз ей ответили, что один выжил, но останется на всю жизнь инвалидом, а вот второй умер.

Все-таки покарал Коркин злодеев. Все-таки успел.

Ирина с Клавдией еще долго сидели рядом, то говорили, то молчали. Клавдия даже забыла позвонить домой.

— Я все того интеллигента в метро вспоминаю, — сказала Клавдия на прощание.

— Который библиотеку искал? — улыбнулась Ирина.

— Знаешь, почему? Ищешь одно, а находишь совсем другое. М-да, чего-то меня на мелкую философию потянуло.

Шура появился не один. С ним шла веселая девушка, смотрела на него влюбленными глазами и все время поправляла длинные красивые волосы.

— Здравствуйте, — сказала Ирина. — Знакомьтесь, это Клавдия Васильевна.

Шура виновато улыбнулся девушке и сказал:

— У меня дела, ты подождешь?

— Конечно, мне уйти?

— Нет, думаю, это ненадолго.

А потом повернулся к Ирине и Клавдии:

— Проходите. Легко нашли?

— Легко, — сказала Клавдия.

— Заинтригован, честно скажу, — говорил Шура, пока шли по коридору студии. Она занимала первый этаж двадцатиэтажного дома. Из разных комнат доносились звуки музыки или людские голоса — аппаратные работали вовсю. В каждой комнате куча мерцающей аппаратуры, микшеры, мониторы. На окнах — крепкие решетки и изящные жалюзи.