Альбина Нурисламова - Пропавшие в раю

Алиска была живой копией своей бабки. Ее клоном, более молодой версией. Они походили друг на друга не только внешне: крепко сбитая, плотная, с рыжеватыми волосами и крупными чертами лица девочка даже отдаленно не напоминала хрупкую мать или тонкокостного, узколицего, долговязого отца. И не только характером: здесь коса регулярно находила на камень, и бабушка с внучкой страстно скандалили, а потом упоенно мирились. Они были похожи по духу, понимали друг дружку даже не с полуслова – с полувзгляда. В каждом жесте, улыбке, взгляде, в принятых решениях и отношениях внучки с людьми Ольга Петровна узнавала себя.

Словом, разлучать этих двоих оказалось нельзя. Да и удобнее одной в городе – проблем меньше, вынуждена была признать Маруся. И смирилась с таким положением вещей. С годами оно стало казаться единственно верным, возможным и правильным. И незыблемым. Пока этим летом Ольга Петровна не умерла.

Марусино горе не шло ни в какое сравнение с тем отчаянием, в которое пришла Алиса. Вот тут Маруся и осознала, что теперь до конца дней будет расплачиваться за то, что когда-то поддалась (с облегчением, что уж себе врать!) на уговоры матери и предоставила Ольге Петровне самой растить Алиску. Правда заключалась в том, что они с дочерью были чужими людьми. Маруся ничего не знала о том, что творилось в жизни ее ребенка. К тому же Алька обладала тяжелым, колючим характером и находилась в весьма сложном возрасте. Маруся не понимала Алису и даже побаивалась.

А девочка словно мстила ей за бабушкину смерть и свое внезапное голое одиночество. Как будто позабыла, что сама ни за что не соглашалась уехать от бабушки, и раз за разом обвиняла мать в том, что та ее бросила. Перечила во всем, просто из принципа. В лицо заявляла, что Маруся плохая мать. Кукушка. Люто ненавидела Алексея, который раньше ей очень нравился. Но теперь тот факт, что у матери есть близкий человек, а у нее – нет, казался невыносимым. К тому же, наверное, подспудно девочка чувствовала, что Маруся куда сильнее привязана к мужу, чем к дочери.

Да уж, намешано тут было столько, что не разгребешь. Но Маруся верила, что все наладится. Смена обстановки пойдет им на пользу, сблизит. Она видела, что Алисе в Каменном Клыке нравится, и надеялась, что девочка освоится, привыкнет жить с матерью и отчимом, найдет новых друзей. Правда, с учебой было не все ясно: ближайшая школа, как выяснилось, находилась в поселке Радужный, что в десяти километрах от Каменного Клыка. Как раз завтра они собирались поехать туда и выяснить, примут ли Алису.

Ничего, они прорвутся! Маруся не хотела думать о плохом. Она сидела, смотрела в морскую даль и твердо знала, что все будет хорошо. Иначе просто не может быть.

Пока сидела да думала, мешая мечты с воспоминаниями, погода окончательно испортилась. Утро было хмурое, но Маруся надеялась, что к полудню разгуляется. Не разгулялось. Небо заволокло комкастыми тяжелыми тучами, ветер из ласкового стал пронизывающим, трепал волосы, холодил открытые плечи и руки. Маруся пожалела, что не догадалась взять с собой теплый свитер: в легких брючках и кофточке без рукавов было неуютно.

Море заволновалось: седые волны, догоняя друг друга, набегали на берег и откатывались назад с сердитым шорохом. Азовское море вообще не отличается такой яркой, пронзительной синевой, как, например, Черное. Оно выглядит более суровым, даже аскетичным. Обычно бархатисто-серое, с едва заметным бирюзовым оттенком, оно прямо на глазах вдруг потемнело и нахмурилось.

Маруся вздохнула и поднялась. Надо идти домой, не хватало еще замерзнуть и простудиться. Может быть, Леша уже вернулся. Он уехал в Темрюк, а после собирался зайти в местную администрацию. Да и Алиску не мешало бы проведать. Прошептав по обыкновению морю свое «до свидания», Маруся быстро зашагала к дому.

Прежде Алексею никогда не доводилось видеть настолько красивых женщин, как Ирина Афанасьевна Шустовская. Разве что на экране телевизора. Но внешность телезвезд и кинодив – чаще всего результат профессионализма пластических хирургов, косметологов, диетологов, модельеров, гримеров, парикмахеров, операторов и прочих умельцев, занимающихся современным мифотворчеством. Здесь же он своими глазами лицезрел женщину, которая была красива живой, естественной, природной красотой. И это производило сильное впечатление.

Наведавшись в понедельник утром в поселковую администрацию, Алексей ожидал увидеть в кресле главы типичного немолодого чиновника или чиновницу в строгом костюмчике и очках. Столкнувшись с Ириной (так она просила называть себя), он застыл на пороге, разинув рот. Любая фотомодель на ее фоне выглядела бы невзрачной дурнушкой, чего уж говорить об обычных девушках.

Ирина была блондинкой, причем, похоже, натуральной. Интересный разрез больших зеленых глаз, идеальная форма бровей, идеальный рисунок губ, классический нос, аккуратный подбородок, высокий лоб – лицо ее было настолько безупречным, что это казалось почти нереальным. Алексей однажды где-то прочел, что идеальная красота скучна и невыразительна, во внешности настоящей красавицы обязательно должна присутствовать некая неправильность, призванная придать изюминку, добавить индивидуальности. Глядя на Ирину, он понял: это полный бред. Изюминкой этой женщины являлась ее удивительная, уникальная, лишенная малейшего изъяна ослепительная красота.

Вместо костюма на Шустовской был открытый топ, обнажавший покрытые ровным золотистым загаром плечи, и юбка, не скрывающая длинных стройных ног. Никаких очков не было и в помине, зато уши украшали крупные броские серьги, которые на любой другой женщине смотрелись бы вульгарно, а Ирине необычайно шли, подчеркивая совершенную линию скул.

В довершение всего глава администрации была очень молода. Ирине, как позже выяснилось, было всего двадцать девять лет. К реакции на свою внешность она, видимо, давно привыкла, так что спокойно дождалась, пока Алексей придет в себя, подберет с пола челюсть и вспомнит, зачем пришел.

– Доброе утро, – несколько смущенно поздоровался он. В памяти всплыл образ Маруси, и Алексею стало совестно, словно он только что вылез из постели с любовницей.

К слову сказать, при всем том, что женщинам он нравился и прекрасно об этом знал, жене Алексей не изменял. Почти. Пара-тройка эпизодов «трахотерапии» (словечко из лексикона Олега) не в счет. Романов не заводил не из страха потерять Марусю: он был уверен, что она простила бы, если б и узнала. А просто потому, что не видел в этом особого смысла. Может, был чересчур рационален и даже ленив. Зачем обременять себя негативом, враньем, скандалами, слезами, упреками? К чему лишние муки совести? Ради чего? В сущности, большинство женщин предсказуемы и однообразны. По крайней мере, таковы были многочисленные подруги, прошедшие через его холостяцкую жизнь.